Февраль отчасти довольно таки холодный месяц, как считают некоторые из окружения Ванессы Браун, той самой, которая из английского королевского семейства. И которою жители Авонлеи так дружно ждали, не все, безусловно, но большенство, ведь это огромнейшая редкость, чтобы сама принцесса выбрала со своим семейством переехать в столь нераспространенную для жительства деревню. Поистине редкость.
Что ж, на дворе февраль, а значит это самое время наливать кофе в стакан, пока родители не видят, и гулять часами напролёт ранним — ранним утром, когда все жители этой деревушки погружены в царство снов, и видят шестой сон, а так же время веткам, скребущимися об окно от сильного ветра и лёгкого дождя, тревожить сон мирно спящим людям, не давая их уснуть, даже глаз сомкнуть, и вообще злить их.
—Да что ж такое — то, ей Богу, уснуть — невозможно!—пробурчала темноволосая, сонно подходя к окну, об которое так безжалостно шумят эти ветки, после чего открыла его, от чего ей в нос ударил запах сырости, любимый запах шестнадцатилетней принцессы, во время лёгкого дождя.
Так и есть, на улице стояла прохлада, за счёт лёгкого дождя, в перемешку с холодным, и отчасти сильным ветром. Раз уж девушка не сможет больше уснуть, она решила пройтись до утёса ля Руш — самого романтичного места всей Авонлеи, место, в котором можно уединиться со своими мыслями, и никто тебя не потревожит. Браун распустила свои длинные волнистые волосы, и, оставшись в одной только ночнушке, которая ели — ели прикрывала колени, и шнуровка на груди которой могла в любой момент развязаться ( Браун не стеснялась так выходить, ведь, как она считала, её никто не увидит, скажите ей на милость, кто, кроме неё самой идёт гулять к утёсу в пять утра, когда на улице дождь и ветер), отправилась на улицу, где сделала себе венок из диких цветов, её любимых цветов во всём мире! Смотря вдаль, девушка стояла недалеко от края утёса, но кто — то потревожил её уединение.
—Здравствуй,—девушка не обернулась, но поняла, что это он, точно он, определённо.—Что ты тут делаешь, жёнушка моя, заболеть хочешь?—клянусь, если он ещё раз назовёт меня так, на его лице останется и третий удар от меня.
—Я же просила не называть меня так, Гилберт.—девочка сделала паузу.—Блайт.—она повернулась назад, где стоял кудрявый.—Точнее Гилберт Блайт.—она закатила глаза, повернувшись обратно к виду на море.
