Игрушка

Часть 42

«Любая картина — это замочная скважина, сквозь которую можно подглядеть душу художника. А. Квотион.

Помещение с тусклым освещением, на заднем фоне раздается громкая музыка, в воздухе витают запахи алкоголя, табака и нотки разнообразного парфюма...от легко уловимого до тошнотворно приторного... от благоухания юной безмятежной особы до духа проживающего полувековую жизнь джентльмена.

Анна в этом помещении одна. Ей хочется идти на звуки музыки и голосов, но каждый шаг дается с трудом, да и помещение от каждого ее шага будто растягивается в пространстве. Она идет, а освещение мерцает стробоскопом, мерцание – вокруг пустота, мерцание – тишина, мерцание – тупик в виде пустой черной стены, мерцание – на стене оказывается узкое зеркало, от самого пола, но в своей высоте не дотягивает до лица девушки. Мерцание – она видит в отражении зеркала, как от страха неизведанного вздымается ее грудь. Темнота кратковременна. Словно оснащенное светодиодами зеркало начинает излучать ультрафиолет. В отражении все нечеткое, при этом надетое на девушку белое атласное платье на тонких бретелях до рези в глазах излучает оттенок токсичных красок. Закрыв на мгновение глаза, Анна ощущает чье-то присутствие позади себя, дыхание, стук сердца, аромат...тот самый аромат, его особенный аромат. Она не хочет открывать глаза, ведь это может оказаться сном. Руки, чужие руки обнимают девушку за талию и притягивают к твердому, словно камень торсу. Нет, это не чужие руки. Это его руки, самые желанные руки. Его дыхание становится учащенным, сердцебиение еще более ощутимым. Его руки настойчивее сжимают ее хрупкое и податливое тело. В ответ на это девушку обдает дрожью, приятной дрожью, сопровождаемой сладким импульсом внизу живота. Его руки начинают рандомно перемещаться по ее телу, то мягко оглаживая грудь и ягодицы, то жестко, до отметин на коже сжимая их. Она как кукла, как игрушка в его руках. Растекшееся по ее телу желание заставляет откровенно облизывать и прикусывать губы. Его пальцы упорно подбираются к её лону. Он знает ее тело наизусть, он знает и коварно этим пользуется. А Анна всё больше дрожит в приятной до чертиков в глазах лихорадке. Но уверенности в себе ей не занимать. Ей хочется увидеть его, ей нужно увидеть его. С трудом, но открывает глаза. А зеркало предательски не может показать его лицо, но ей становится достаточным для убеждения самой себя в своем здравомыслии разглядеть обрывок той самой фразы на его груди, разглядеть того самого мифического змея-искусителя...И сил сдерживать себя не остается... Будто приговор, окончательный и бесповоротный, его имя срывается с губ Анны.