Предупреждаю сразу: смерть основного персонажа!
— Брат. — Альфонс смотрел исподлобья, хмурясь.
— М-м-м? — Эд лениво моргает. Зрачки сужены, взгляд стеклянный, будто неживой. Альфонс поджимает губы, чувствуя, как на душе скребутся кошки.
— Я всё понимаю, сейчас многие таким балуются, но прошу тебя, хватит, — чуть ли не плача произносит Элрик-младший, пока Элрик-старший расплывался в глупой улыбке, нервно смотря из стороны в сторону – куда угодно, но не на младшего брата.
— Всё хорошо, правда. Я чувствую себя отлично! — Эдвард вскочил со стула. — Всё просто прекрасно! — Эд сделал круг по кухне, размахивая руками и скрылся в своей комнате, запираясь на замок, слыша с той стороны срывающейся на крик голос брата, умоляющий его прекратить употреблять эту дрянь, что разъедает мозг.
Разъедает мозг, да?
Эдвард нервно дёрнул плечами и лёг на пол, пялясь в потолок. Было так хорошо. Все проблемы ушли на второй план. Всё ушло на второй план. Эдвард закрывает глаза, чувствуя, что отключается.
Сны чёткие, яркие, пробуждаться — ад.
Глаза слиплись, веки тяжёлые, всё тело ломит, бьет крупная дрожь, хочется пить. Элрик встаёт с пола, хрустя всем телом. Тонкая рубашка не греет, его бьет озноб.
Эдвард пробирается на кухню, бросая беглый взгляд на часы. Пять утра. Альфонс спал в своей комнате, завернувшись в одеяло. На светлых ресницах виднелись слёзы, а щеки были ещё влажными, значит, он недавно заснул, проплакав всю ночь. Эд выпивает залпом целый стакан, наливает ещё и идёт в комнату, вновь запираясь.
Совесть грызла изнутри. Было стыдно перед братом.
Ещё одна доза, так необходимая для сна и расслабления, чтобы совесть наконец заткнулась, чтобы заткнулся противный голос в голове, что постоянно осуждал его. Рубашка и штаны летят на пол. Скрипя автоброней, Эд забрался под одеяло, укутываясь по самый нос.
Это началось около года назад, Эдвард не мог сказать точно. Череда случайностей и вот у него в кармане белый порошок, который, по словам торговца, дарит счастье, расслабление.
Эдварду было тяжело, тяжело в этом мире, хоть он и воссоединился с братом, но в груди щемило при упоминании Роя Мустанга. Элрик выплакал всё, что только мог, драл волосы и орал в подушку от осознания, что больше они не встретятся. Конечно, был шанс, что они встретятся в этом мире, но это будет не его Рой. А ему нужен именно тот Рой.
Рой, что грозится военным трибуналом за неподчинение или не соблюдение субординации, Рой, что страдает посттравматическим стрессовом расстройством, плачущий по ночам, стискивая Эдварда в объятиях, нужен Рой, что дразнит за рост и возраст, нужен Рой, что любит зарываться пальцами в золотые волосы. Элрику нужен именно тот Рой и нужны отношения именно с тем Роем.
Под кайфом Эдварду снились красочные сны, что он в Аместрисе с Мустангом, что всё хорошо, что они с братом счастливы. Эти сны настолько были реальны, что Элрик буквально чувствовал прикосновения Роя, будто они реальны. Он уже путал сны и реальность.
Просыпаться было хуже всего. Эдвард вновь и вновь закидывается наркотиком, чтобы ощутить присутствие Мустанга, чтобы в сознании вновь всё спуталось, чтобы казалось, будто они вместе.
По началу было хорошо, Эдвард мастерски прятался от Ала, но, как говорится, всё тайное становится явным. Было трудно не заметить изменения в состоянии старшего брата. Альфонс плакал. Много плакал. Рыдал, умолял, угрожал. Как об стену горох. Эдвард вновь и вновь, вновь и вновь употреблял героин.
— Эдвард? — Эд подпрыгивает на кровати, не понимая, сон это или нет. Мустанг сидел на его кровати, мягко улыбаясь. — Эдвард, меня больше нет.
— В каком смысле...? Ты же.. — в голосе слышится истерика. — Ты же здесь!
— Меня больше нет, я не смог пережить твоё исчезновение, призраки войны замучили меня, — Мустанг отодвигает ворот кителя, демонстрируя след от удушья. Эдвард чувствует тошноту. — Тебя тоже больше нет. — В груди Эдварда всё холодеет, он слышит отдаленные крики Альфонса, а после наступает тьма, слышишься стук собственного сердца, который был всё тише и тише, сердце стучало всё медленнее и медленнее.
Эдварда охватывает страх, ужас, а после ничего.
Альфонс щупает пульс брата, глотая слёзы. Бьётся, медленно, но бьётся, непрямой массаж сердца сработал.
Эдвард открывает глаза уже в больнице. Рядом сидит Альфонс и говорит с врачем, сердце замирает от знакомого голоса и Элрик-старший переводит взгляд на врача.
— Мустанг... — тихо шепчет Эд.
Мустанг удивленно смотрит на своего пациента, а после мягко улыбается. Альфонс обнимает брата, плачет тому в плечо, но Эд не слышит его, сейчас его волновал кое кто другой.
