Останься со мной

А теперь вернёмся к началу

Должен признать, он появился у меня случайно. В академии, когда она ещё существовала, было строго запрещено иметь животных. Никаких питомцев. "Исключено!– говорили нам взрослые.– Много шума, постоянно требуют внимания. Нельзя! Вы ещё не доросли! Слишком большая ответственность!"

Всегда интересно слушать, как взрослые решают проблемы с детьми. Большинство пытаются съехать с темы, переключить внимание, некоторые ставят рамки, "если не съешь обед – конфету не получишь", другие же командуют. Мне довелось расти именно в последней семье, где одни только правила и обязанности. Может быть это и повлияло на меня, как на личность. Развиваясь в учёбе или труде, я терял такие понятия, как любовь, забота, взаимопонимание. Я терял себя.

Тёмная гладь неба успокаивала, лёгкий ветерок трепал мою юношеские волосы, пока костлявые и холодные руки с силой сжимали рёбра. Мне хотелось кричать от боли, она рвала меня изнутри, пытаясь сожрать полностью. Я уставал, валился с ног и ничего не хотел. Я повторял себе снова и снова, что это закончится. А когда? Я понятия не имел. Из-за постоянной "работы над собой и своими успехами" у меня не хватало времени ни на что другое: я никогда не бегал по лужам под дождём, никогда не смотрел на радугу, не смеялся в голос с друзьями, да и друзей у меня не было. Академия была мне семьёй, но, скорее, не то, что мне нужно было. Или же я поздно это понял. Они были мне людьми, которых я знал на протяжении всей своей жизни. Мне иногда казалось, что мы от того и сплотились, что искали каждый друг в друге спасение. Лютер всегда был неполноценным, диего старался всеми силами в любом возрасте быть опорой, недо номер один. Элисон всегда была смышленой девчонкой, она умела пользоваться тем, что имела в правильном направлении. Клаус был тем самым человеком с больной психикой, а бен был тем, кто пользовался этим. Дружба между экстравертом и интровертом всегда довольно крепкая, если не нарушать границы. Все мы были детьми, которые учились выживать.

Я сидел под дождём и выл на заднем дворе Академии, стараясь быть как можно тише, ведь, если бы об этом узнала Мама, то узнал и Он. После моего разоблачения я, скорее всего, сидел бы в том подвале, в той комнате, из которой ни единый звук не мог проникнуть наружу. Внезапно моей руки коснулось что-то мокрое и такое же холодное, как и я. Мои зелёные глаза блеснули в темноте ночи, ноги напряглись, а руки уже были готовы спасать мою маленькую задницу от нападающего. Около себя я увидел пушистое чудо, что поджимало хвост. Щенок трясся от холода, но упёрто тёрся о руку.