Ты сделал неправильный выбор, Феликс.

И снова неправильный выбор.

Феликс лежал, он все время лежал. Живот предательски болел, приближалась течка, хоть до нее и было пару дней, первые симптомы уже появились. Рядом не было подавителей, рядом ничего не было. Осознав, что дальше будет хуже, и если он не выберется отсюда, то его ждут самые ужасные дни агонии в жизни. Наврядли альфы в доме смогут спокойно перенести течного омегу, связанного и почти не подающего виду. Для адекватного альфы это будет немыслимо, но для этих ублюдков нет. Феликс заплакал. Впервые за долго время он жалел, жалел себя. От глухих стен отозвались первые всхлипы, лицо намокло, каждая капля горячо падала на пол, оставляя после себя горькие следы отчаяния.

- Слышь, шалава. Харе реветь. Ты сам виноват, что за тобой не приходят. Похоже, что ты еще и плохая шалава. – За дверью послышался приглушенный смех.

Обида захлестнула Феликса, и он резко дернулся в сторону двери, дабы ответить и выбить ее, но омега был слаб. Был слаб даже проронить хоть одно слово. От своего жалкого вида и беспомощности он только упал, хныча от досады.

Собственные всхлипы заглушали все вокруг, хотелось раствориться в жалости к себе, почувствовать к самому себе заботу. Наверху послышался гул. Феликс, зная, что в этом доме никогда не бывает тихо, так как альфы часто напивались и барагозили, не придал этому значения и свернулся калачиком, обнимая свои ноги, завязанными руками, раздвигая локти.

Шум становился все громче, кто-то закричал и после него сразу же послышался выстрел. Такое Феликс слышал в первый раз, он вздрогнул и свернулся калачиком еще сильнее, пытаясь больше не издавать ни звука, дабы не привлечь внимание пьяного стрелка.Но выстрел повторился, и после него последовал целый град пуль. Дом грохотал и вибрировал, наверху точно происходило несусветное. Феликс напугался еще сильнее, в мыслях не было ничего, кроме мысли о спасении. Он попятился спиной к стене, не отрывая взгляд от щелочки в двери, с которой проливался свет. Нащупав спиной стену, он попытался вжаться в нее как можно сильнее, больно давя на незажившие синяки. Наверху и правда творилось несусветное, творился самосуд.

Стая Хенджина буквально за тридцать минут оказалась около особняка Ниё. Хенджин отдал приказ не церемониться и разбомбить все к чертовой матери, но найти омегу и не навредить ему. Такими методами стая не пользовалась, но понимая, что дело срочное, покорно последовала приказу. Убрав из снайперской винтовки двух охранников у входа, половина стаи выбила входную дверь и проникла в дом. Остальные снаружи дожидались знака для нападения, и этим знаком стал оглушающий выстрел. Этот выстрел прозвучал резко, ранив в бедро альфу стаи Хенджина. Уже без тормозов вся стая напала на соратников Ниё. Вооружившись всем оружием, они заходили в каждую комнату и нещадно расстреливали каждого, кто стоял у них на пути. Ниё такого не ожидал и, пытаясь спрятаться, помчался к себе в кабинет. Закрыв дверь на все имеющиеся замки, спрятался под столом. Дело пахло керосином. Хенджин с каждым убитым альфой был еще злее, ведь омегу они так и не нашли. Избивая и пытая каждого, кто еще дышал он выпытывал информацию, но отдавал должное противникам, никто не раскололся. Наконец они дошли до кабинета Ниё, полностью зачистив весь этаж. Полы в особняке были усыпаны гильзами и покрыты кровью альф. Многие умершие все еще шевелили своими конечностями. Слишком быстро пуля забирала их жизни, настолько быстро, что тело не успевало отпустить душу. Изрешетив всю дверь и чудом не попав в вожака, Хенджин одним пинком выбил ее. Увидев трясущегося от страха вожака, он кивнул своим чтобы те достали трусливого мудака.