TROIS CINQ POUR SABRINA SPELLMAN

Глава 1. «Птица со сломанными крыльями».

Сегодня просыпаюсь в семь.
Вроде как, первым уроком стартует английский и, как примерная ученица, я просто обязана помнить о злополучной контрольной. Поэтому, выпутываясь из кокона тысячи теплющих одеял, я сразу же проверяю телефон в надежде на сообщение. Сначала я, как обычно, стараюсь поверить в то, что я просто обычный параноик, ждущий, что кому-то взбредет в голову написать мне глубокой ночью - ведь такие «уверования» уже стали традицией за эти гадкие две недели. А потом, окончательно просыпаясь, я тихо вздыхаю - и вздох этот полон вселенской скорби.
Ведь, около трех недель назад, у моего старшего двоюродного брата, Эмброуза, состоялось его двадцать первое ноябрьское День Рождения. А по всем «законам подлости», моя школьная подруга, установившая днем ранее приложение для знакомств под названием «Тиндер» на мой телефон, решила не ждать, пока кто-то сам мне напишет, а открыла первый же попавшийся чат. «Мадам Сатана». Так звали девушку, с которой потом у меня завелся первый в моей жизни разговор с незнакомкой.
Конечно, за свои шестнадцать лет я уже успела наслушаться реальных баек про похитителей, в сети притворявшихся маленькими девочками, а потом, по щелчку пальца, узнающих дом и местонахождение своих «жертв». Что ж, все эти истории действительно заканчивались плачевно. Особенно те, которые мне рассказывала моя тетушка Зельда, в чьем доме я и осталась, когда, еще новорожденной, стала сиротой. Ведь у тетушки Зельды было хорошее воображение и она нередко придумывала что-то по типу «людоеда, любящего есть кишечник маленьких девочек» или «местного безумца, сбежавшего из психбольницы и норовившего вспороть кому-то глотку, представив себя супергероем-спасателем». Да, может, поначалу я отнекивалась и всеми силами пыталась заставить мою подругу Розалинд не скачивать это приложение мне на телефон, только, потом, мне все же стало интересно.
«Мадам Сатана» была довольно галантна. Она интересовалась математическими науками, в которых я была не особо сильна - и порой она даже помогала мне со странными для моего разума темами. Может, мы и общались на протяжении недели - я кидала ей фото-мемы по сети, она порой любопытствовала об их значении, мы вместе смотрели одни и те же фильмы, а потом писали о своих впечатлениях в чате, я избегала расспросов о внешности, она в основном тоже, у нас появились общие откровенные шутки, идеи, интересы. «Мадам Сатана» обожала красить ногти и подолгу раздумывала над оттенком красного цвета лака, почти постоянно умоляя меня помочь ей. Вскоре, совсем не свойственно для себя, я рассказала ей о том, как я выгляжу - как и сейчас, глядя в зеркало и попутно расчесывая светлые короткие волосы, едва доходившие до моих плеч, вьющиеся бурными локонами на концах, устремленный острый взгляд темных, как горячий шоколад глаз, с вкраплениями золотистых, будто намалеванных краской, тонких полосочек у черных зрачков, острые скулы, прорезающие мои щеки, которые я всегда старалась скрыть за толщей лоснящихся прядей, аккуратные дуги спокойных бровей, тонкий нос с узкой перегородкой и настолько же тонкие розоватые губы, сейчас полностью сухие по причине мороза. У «Мадам Сатаны», по ее словам, были длинные, доходящие до середины спины волосы цвета яркого каштана - и голубые, словно блестящие на лучах солнца гребни волн, глаза с зеленой расцветкой по кругу от радужки. Может, в каком-то смысле, она и была немногословна, только я была глупа. Очень глупа. Потому что, неделю спустя нашего общения с этой девушкой, я даже не пригляделась к своему новому главному завучу, которая, ко всему остальному, еще была учителем физики и алгебры. Ведь только когда она, названная Лилит Уордвелл, подозвала меня к себе на перемене, я заметила ее странно-знакомую манеру говорить, ее темные завивающиеся кудри, цвета плодов ядреного каштанового дерева, глаза, словно ясное море - и в особенности, прекрасно отточенные познания в математических сферах.
Даже сейчас я помнила, что она тогда мне сказала. Ведь, даже если я и не сознавалась в этом самой себе, я долго прокручивала эти слова в голове.
« - Сабрина Спеллман, - Сказала она мне в тот день. - Я думаю, что Вы с легкостью узнали меня.
- Что? Простите, я не особенно понимаю, - Начала я.
- Сабрина, - Осадила меня Лилит, - Я и предположить не могла, что Вы так быстро забудете «Мадам Сатану». - С этими ее словами я сперва подумала, что просто сошла с ума. Затем, когда мое сознание прояснилось, я поняла, что за глупая мыльная ситуация произошла со мной. »
Только то, что моя «учительница по сети» сказала дальше, точно повергло меня в шок и отчаяние.
« - Сабрина, - Произнесла Лилит, когда мы все же остались наедине. - Помимо Вас, я общалась со многими совершеннолетними девушками и, как понимаете, в силу Вашего возраста, мы обязаны расторгнуть наше общение. Навсегда.
- Подождите, - Остановила ее я, пытаясь переварить произошедшее. - Значит, Вы, прямо сейчас, заявляете мне о том, что, помимо меня, у Вас множество контактов с другими ученицами? Это получается, что они Ваши любовницы, так? - Возмутилась я.
Только, даже сейчас, я не могу понять почему. С одной стороны, такое откровение моего нового глав-завуча было мне неприятно, а с другой - я была обижена тем, что у Лилит были по-настоящему хорошие кандидаты, с которыми я, наверное, даже рядом стоять не могла. Было больно и скверно.
- Только совершеннолетние любовницы. - Подметила Лилит. »
Да уж. Вот это номер. Я даже и не заметила, как, по своей же глупости, влюбилась в эту таинственную «Мадам Сатану», появившуюся из ниоткуда. Просто, оправдываясь перед самой собой, я понимала, что она была мне интересна, что она была готова выслушать меня. Никто перед этим не обращал такого обширного внимания к моей личности. Ведь, даже после раскрытия «Мадам Сатаны» я не перестала бегать за ней. Я написывала Лилит по тысяче сообщений в день, пыталась поймать ее внимание в школе, досконально готовилась к каждому ее уроку. Все было зря. Для Лилит я будто бы и не существовала в общем. Поэтому я и старалась убедить себя каждое утро, что не надеюсь на ее единственное сообщение. Ведь Лилит так была похожа на маму, которой у меня не было. Ведь я даже не могла представить, что бы сделала моя мама на моем месте. Ведь тетушка Зельда, как и все остальные жильцы моей семьи, осекали меня на вопросах, заданных про родителей.
« - Сабрина, они погибли в автокатастрофе, хватит донимать меня этим глупым вопросом. » - Говорила Зельда, когда я интересовалась у нее, как почи́ли мои мама и папа. А потом, когда я изрядно всех достала, эту тему сделали запрещенной и я больше не могла ничего узнать. Потому что, как оказалось, мои родители были довольно скрытными персонами - и не любили фотографии. Они жили моментом. Временем. А затем просто так погибли, просто упали вместе с летающей махиной.
Ненавижу самолеты. Потому я ни разу не летала на них.
А еще ненавижу Лилит. Почему она оставила меня? Совсем как мама и папа. Разве я не была достойна ее любви? Глупости какие-то.
Как раз эти мысли принесли мне твердую уверенность в себе. Я нацепила вязаный бордовый свитер, свою любимую юбку в клетку, которая превосходно подчеркивала мою талию, темные, слегка просвечивающие колготы и черную лакированную обувь на шнурках и подошве-тракторе. Рюкзак был собран с вечера, к контрольной по английскому я подготовилась давным-давно, а предвкушение выходных в эту пятницу было сильнее, чем обычно. Ведь я две недели, не унимаясь, бегала за Лилит по школьным коридорам, получая только жуткое молчание в обмен на мою доброжелательность. Теперь же, я составила новый план. Пора и Лилит Уордвелл, моему глав-завучу и моей бывшей «возлюбленной подруге по сети» побегать от меня. Если я приду прямо к ней в кабинет, каковы шансы того, что она выгонит меня вместе с моей же странной самоуверенностью, появившейся сегодняшним утром при сборке в школу?
Тем-не-менее, я все же спустилась «к столу», по дороге пританцовывая от радости. Ведь, если Лилит когда-нибудь и испытывала ко мне что-нибудь, кроме презрения, я точно расколю ее, каким бы твердым орешком она ни была.
- Что за радость у нас такая? - поинтересовалась у меня моя вторая тетушка, на этот раз по имени Хильда, доставая свой яблочный пирог из духовки с помощью перчаток, расшитых, наверное, тысячью заплаток.
- У меня успехи в школьном литературном кружке. - Пояснила я, отодвигая деревянный стул и садясь на него. - Честно, вы не представляете! У нас проходил мини-конкурс на лучшее сочинение-композицию по книге, ну и, в общем, у меня главный приз. - Я искренне улыбаюсь - только не по причине приза, выигранного на конкурсе, а по причине того, что уже представляю себе ошарашенное лицо Лилит, когда я, вся такая смелая и красивая, явлюсь на порог ее кабинета. Главное - удержаться в дверях, а иначе она просто выкинет меня в коридор, как какого-то паршивого котенка. От этой мысли меня передергивает и на одну секунду моя улыбка потухает.
А что, если Лилит и вправду не примет меня?
- Отлично, Сабрина. Я не сомневалась в том, что ты займешь первое место. Ты же всегда должна быть лучшей, так? - Тетушка Зельда поднимает на меня строгий взгляд и под ее напором я слегка смущаюсь.
- Да. - Мой голос надрывается.
- Ведьмочка моя, ешь пирог. Он придаст сил тебе и твоей душе. - Тетя Хильда указывает мне на возложенный ею на мою тарелку дымящийся кусочек яблочного пирога и после того, как я удостаиваю его взглядом, протыкая сладкий кусочек вилкой, она целует меня в щеку, положив свои руки мне на плечи.
Я киваю ей, отчеканив заученное «Да благословят Высшие силы твою еду, тетушка Хильда» и принимаюсь за завтрак.
Эмброуз подсаживается к нам спустя пять минут, наконец проснувшись от своего утреннего будильника. Я часто вижусь с ним, только перебрасываемся мы несколькими словами. Эмброуз мне не родной брат, а все же, в нем хорошо то, что оба мы остались сиротами в детстве, как бы это не звучало. Нас растили тетушки и даже какое-то время мы с Эмброузом были неразлучны, пока он не взялся за учебу и свои прочие дела, о которых он нам с тетями мало рассказывает. А может, Эмброуз всегда был чересчур скрытным.
Это и объясняет отличие от нас с тетушками в его внешности. Несмотря на белизну кожи тети Зельды, ее ярко-рыжих, как вечерний закат солнца, волос - и на голубые, чуть светлее чем у сестры, глаза тети Хильды, как и ее светлые короткие волосы, постоянно запряженные бигудями - кожа Эмброуза темна, как ночное небо - и отливает золотистым песком жарких стран, а глаза его и волосы такого глубокого коричневатого оттенка, что и вовсе кажутся совершенно черными, как, наверное, у самой тени. Ведь он и прыткий, как тень. Да, Эмброуз точно тень. Наверное, поэтому он ассоциируется у меня с гробницами, сплошь и рядом пропитанными пылью затерянных хартий. А все же, он мой брат.
После завтрака целую в щеку тетю Хильду и стараюсь обнять избегающую меня тетю Зельду. А потом, напоследок попрощавшись, выхожу на улицу. Почти всю дорогу до местной школы мои мысли занимает предстоящая встреча с Лилит. Что я ей скажу? Даже не знаю. А надо бы подумать. Только, если я сейчас не заткну свою голову чем-нибудь другим, то точно смогу сравниться с качающимися на ветру листьями искусственных деревьев - потому что с настоящих все листочки уже давно отлетели. А быть похожей на них мне пока что рано. По крайней мере, в потребности «отбросить копыта» я пока не нуждаюсь. Именно поэтому я занимательно думаю о том, почему люди постоянно прощаются, когда уходят куда-то. Ведь, в любом случае они еще встретятся - в этом мире или в другом, все равно встретятся. Наверное, если бы я задала такой вопрос дома, Эмброуз бы выкинул какую-нибудь шутку, тетушка Зельда сказала бы, что люди прощаются, потому что боятся умереть - а еще, она бы точно добавила, что все люди - глупцы, у которых на уме только они сами. А тетушка Хильда попросила бы меня не думать о таких «слишком взрослых» вещах и не забивать «свою сладкую головушку». Меня уже трясет от передозировки приторности в мыслях. Наверное, это потому, что я похожа на тетушку Зельду - постоянно молчаливую, ворчащую и курящую. Да уж, не самый лучший вариант для подражания. Только мне больше не с кого взять пример. Я не знаю, какими были мои родители - а психологи часто намекают на то, что дети как раз берут модель поведения от родителей. Мне остается только надеяться, что родители гордятся мной. Ведь, их кровь и повадки у меня в ДНК.
ДНК. Помню, что с детства любила биологию. Я проводила все свободное время, гуляя по лесу с тетей Хильдой, которая часто рассказывала мне о встречающихся по дороге травах и их возможностях. Она говорила о ядах, о строениях животных, обо всей природе на свете. А я стояла и, вслушиваясь, изредка хлопала в ладоши. Мне нравилось познавать этот мир. Нравилось познавать себя. Ведь, зная строение человеческого тела, я могла иметь маленькое представление о том, кто я. Потому что сама - совсем не понимала ни своих мыслей, ни свое подсознание. Конечно, не думаю, что биология так уж сможет сыграть мне на руку в жизни. Да и не думаю, что родители гордятся мной. Ведь - кто я такая? Просто организм.
Я иду по улице, разглядывая растения вокруг меня. Пихта, кипарис, ель, можжевельник. Преобладающие хвойные. Мне нравится глядеть на их голые, не закрытые «шубой» из листьев стволы. Так интереснее угадывать, кем они являются.
Через время понимаю, что могу опоздать - и со всех ног бегу в школу. Поднимаюсь на маленький холмик по прикрытой легким снежком дороге и искренне желаю не упасть. В теплой раздевалке какое-то время греюсь, а когда снимаю верхнюю одежду и переодеваю обувь на обычные лаковые слипоны, обшитые тупыми кнопками, рассматриваю одежду на вешалках, стараясь предугадать, кто уже в классе - а кто нет. Поднимаюсь по лестнице, чудом не падая на скользкой грязи от мокрого по причине тепла снега, а затем со всех ног бегу в класс английского. Сразу же замечаю, что успела вовремя - и машу друзьям, пристроившимся за первыми партами в левой части класса. Подхожу ближе, кидаю рюкзак рядом со стулом, не потрудившись повесить его на коротенький, часто ломающийся, крючок - и сажусь за первую парту рядом с Розалинд - той самой подругой, скачавшей на мой телефон «Тиндер».
Розалинд Уолкер была представительницей негроидной расы. У нее была шоколадная матовая кожа, очень гладкая и мягкая, сплошные кудряшки из волос, постоянно растрепанные и раскиданные в разные стороны - и черные глаза. Конечно, увидеть зрачки мне не доставляло труда, только, все же, они всегда сверкали, как неограненный алмаз. Ее одежда являлась водолазками темных цветов и джинсами на высокой талии, в которую те были изрядно заправлены. А еще, Роуз позволяла себе украшения - в частности золотые, которые хорошо оттеняли ее кожу.
Перевожу взгляд на Харви Кинкла. Он - самый обычный художник с болезненной кожей и русыми непослушными волосами. У него обычные карие глаза, правда, на несколько тонов светлее моих. В общем, Харви был самым, что ни на есть, ординарным парнем, живущим на окраине города и приезжающим в школу на старом автобусе. Его одежда - застиранные рубашки и порой обляпанные чем-то, похожим на краски, футболки с коротким рукавом. Из брюк Харви предпочитал обычные поношенные джинсы, бывало, на несколько размеров больше его, говоря, что новая мода его не особо прельщает. Я всегда считала это высказывание странным. Ведь мода, совершив круг, рано или поздно, все равно возвращается.
Далее я смотрю на Сюзи Патнем. Она намного ниже нас всех, наверное, еле дотягивает до «полторашки». У Сюзи милые детские щечки, плохо заметные под челкой подростковые прыщи - и короткие волосы, цвета ореха, с прической «под мальчика», как говорят у нас в простонародье. А еще у нее глаза, как смерч, такого же «вьющегося» цвета, подходящие под серые огромные штаны, непонятно как держащиеся на ее тонких бедрах - и цветную толстовку, не совсем «в тон». Сюзи всегда любила большие вещи. Она всегда хотела быть похожей на мальчика.
Теперь же я гляжу на Леви Аккермана - сына бывшей «женщины легкого поведения», доставшийся ей от какого-то «заказчика». А все же, от матери Леви достались красивые черные волосы, всегда чистые и опрятные, шелковистые и вкусно пахнущие. Кожа его чистая, светлая. Будто он весь такой очищенный, всегда аккуратный - и все до ниточки. Леви ненавидит грязь. Да и людей в общем. Его серые глаза так и отражают грубость его натуры - в них будто значится «Не подходить, опасно для жизни». Только я знаю настоящего Леви. Доброго и искреннего. Сломанного детством и сильного по той же причине. Он до жути обожает черные рубашки и классические костюмы, ремни на брюках и уютные свитера. А еще запах чистой одежды. Совершенно чистой и только что выстиранной.
Потом смотрю на Эрена Йегера - наверное, единственного, кто не вписывается в нашу «группку». Он будто из другого сословия. Семья Эрена - довольно обеспеченная. Все-таки его отец знаменитый по всей стране врач, а его мать может позволить себе днями напролет сидеть дома и тратить деньги на любые нужды. Поэтому и Эрен весь такой расфуфыренный - одет по первому стилю моды, рубашки, дорогие костюмы, брендовая одежда, каждую неделю новые элементы стиля. В общем, все всегда при нем - деньги и красота. Длинные волосы бурого цвета, часто завязанные в короткий хвост, зеленые, как наливная свежескошенная трава с вкраплениями изумрудов, глаза, нежные губы, кожа, наверное, специально промываемая различными скрабами под присмотром матери, длинные пальцы, усыпанные переливающимися на свету кольцами. У него была воистину «золотистая» кожа, покрытая рельефом многочисленных мышц - как капитана местной футбольной команды. Так что, многие девушки из нашей школы сходили по нему с ума. Кроме девочек из нашей группы. Потому что все мы прекрасно знали про отношения Леви и Эрена - романтические и настолько изящные, что там было чему позавидовать. Сам Эрен часто говорил, что он ненавидит меркантильные отношения своих родителей - и, может, другие и думали, что это «показуха» идеального мальчика, только я знала, что Эрен правда не похож на свою семью и их приближенных. Эрен не такой, как они.
А так ли это? В чем я могу быть уверена, если даже не уверена в том, кем являлись мои родители?
- Насчет будущего матча, - Начинает Сюзи. - Я бы хотела вступить в основную команду. Это возможно? - Я знаю то, насколько Сюзи Патнем дорожит и, почти что живет, спортивными играми. Когда я познакомила ее с Эреном, Сюзи была на седьмом небе от счастья - и они сразу же нашли общие темы для разговора.
- Я попробую узнать об этом побольше. - Вздыхает Эрен. - Все же, не думаю, что ты можешь рассчитывать на игру в январе. Прости. - Его лицо смягчается и полностью выражает искреннее сочувствие. Я понимаю, что не так велика беда в том, что Сюзи - девушка, чем, скорее, в том, каков ее рост. Многие ребята из основной команды словно высокие дебри, в которых маленькая Сюзи, как полевая мышь, затеряется.
- Разве нельзя поговорить там с кем-нибудь? Дать взятку, например, м? - Вступает в разговор Роуз - и когда она придвигается ближе, мне в нос бьет цветочный запах ее ароматного парфюма. Надеюсь, мои отчаянные попытки вдохнуть чистый кислород не были ею замечены.
- Это так не работает. - Улыбается Эрен. Даже его улыбка - настолько белоснежная, что затмевает собой яркий свет от декабрьского снега - идеальная. - Мистер Льюис скорее свои трусы перед всем городским советом снимет, чем примет взятку. Такой уж он человек.
В этот момент Леви, все это время смотрящий что-то в своем стареньком «Айфоне», издает звонкий смешок.
- Отстой. - Выдает он.
- Тот еще. - Поддакивает Сюзи, безнадежно хмурясь.
- Да ладно вам. - Вклинивается Харви. - Лучше посмотрите, какой плакат я нарисовал на день футбольного матча. Он точно поднимет боевой дух нашей команды. - Совершенно бестактно Харви с корнем отдирает толстый акварельный листок от скобы своего скетчбука и крутит его, чтобы все мы смогли разглядеть его набросок.
- Да подожди ты, - Перебивает его Роуз, резко закрывая рукой эскиз Харви Кинкла. - Что вы помешались-то на этом спорте? На нем свет клином не сошелся. - Возмущается она, накручивая на пальце и так чрезвычайно кудрявую прядку шоколадных волос.
- А что ты предлагаешь, Роуз? Это единственная предстоящая и важная тема этой зимы. - Недовольно произносит Сюзи, ставя ударение на слове «важная». У Роуз же такое лицо, будто она готова биться головой о парту.
- Например, мы могли бы поговорить о ночевке! - Восклицает она, улыбаясь. Кажется, что глаза Розалинд сверкают точь-в-точь как золотые сережки-кольца в мочках ее ушей.
- Ночевке? Ты о чем вообще? - Выражение лица Харви явно показывает, что он совершенно не понимает, в какое русло сейчас зашел разговор. В общем-то, как и я.
- Ну а что? Мы давно не собирались вместе в пижамах. Давайте завтра вечером устроим ночевку у меня дома. - Предлагает Роуз, глядя на всех поочередно - и когда Харви опять хочет что-то сказать, она кидает на него испепеляющий до мозга костей взгляд.
- Стойте-стойте-стойте! - Наконец встреваю я. - Сюзи, - Я встречаюсь взглядом с подругой. - Не переживай насчет футбола. Ты еще успеешь прекрасно подготовиться и встать в ряды основной команды, только немного позже, хорошо? - Наверное, я выпаливаю это слишком быстро и слишком резко, потому что Сюзи начинает трясти под моим взглядом - и только когда мое лицо смягчается, она неуверенно кивает. - Роуз, - Обращаюсь я к другому надменному взгляду темных глаз. - Мы придем к тебе на ночевку завтра. - Заявляю я.
- Погоди, что? - Сразу же удивляется Харви, глядя на меня.
- Что непонятного? - Холодно улыбается Леви, все еще рассматривая что-то в своем телефоне. - Сабрина решила все за нас. Ведь вы и правда остолопы, которые даже самостоятельно не могут решение принять. - После он поднимает взгляд серых глаз и четко, вызывающе, смотрит прямо в карие глаза Харви. Через несколько секунд тот осторожничает, отводя взгляд - а Леви возвращается к своим статьям в телефоне.
- Вы не дослушали. - Мой голос слегка надрывается - и мне приходится прочистить горло, чтобы звучать более уверенно. - Мы придем на ночевку к Роуз только под тем предлогом, что все обязанности по приготовлениям лягут на ее плечи, а если у кого-то возникнут какие-то важные дела на этот момент времени, то Роуз сразу же должна получить соответствующее сообщение. Да и тем более, она права. Всем нам давным-давно следует отдохнуть. Идет? - После речи мне еще требуется время, чтобы перевести дыхание, а потом еще и масса выдержки, чтобы разглядеть слова в лицах моих друзей.
- Да, да, да - и еще раз - да! - Улыбка Розалинд становится еще шире. - Сабрина, ты лучшая! - Я слегка отшатываюсь, когда она неожиданно обнимает меня, а потом еще быстрее отпускает. - Тогда, если все согласны - слушайте. Я уже придумала, как все будет выглядеть. - Лицо Роуз становится неимоверно загадочным и, зная, что будет дальше - а будет долгий рассказ со всеми подробностями - я откидываюсь на спинку своего школьного стула и гляжу в оба на одноклассников.
Кто-то слишком занят своими каракулями в тетради, большинство молчаливо пялятся в экраны своих телефонов, будто не видя мира вокруг, некоторые в спешке делают домашнее задание. Нахожу несколько парочек друзей, бурно обсуждающих какие-то темы, а потом рассматриваю снежинки в окне, падающие с темных туч в небе. В самом деле, ведь их жизнь - жизнь этих самых снежинок - настолько же коротка, как и жизнь людей. Одни философы уверяют в том, что жить надо в настоящем, не ссылаясь на прошлое, которое мы уже не в силах изменить, а смотря в будущее, для которого мы можем что-нибудь сделать прямо сейчас. Другие же утверждают, что жизнь - это труднопроходимый лабиринт, в котором на каждом шагу тебя может ожидать смерть. В общем - все говорят, говорят, говорят. В любом случае, жизнь загадочна, как и смерть. А думая об этом все больше, я все больше слетаю с катушек.
Вдруг слышу перезвон мелодичных женских голосов в дверях класса. Поворачиваю голову и - конечно же, как я могла забыть об этом! - вижу трех дочерей нашего второго завуча.
Вообще, в нашей школе только два завуча - главный - Лилит Уордвелл - который по большинству делает работу директора - и второстепенный, просто «завуч» - Альсина Димитреску - который, как раз-таки, выполняет работу непременно завуча, а еще постоянно следит за порядком. Так вот, мне посчастливилось учиться в одном классе с дочерьми Альсины Димитреску - такими же строгими и стервозными, как их мать.
Какое-то время у нас по школе ходили истории о том, что, якобы, Альсина Димитреску удочерила тех девочек по причине своего бесплодия - только, в итоге, этот слух рассеялся. А правда в том, что, вроде как, в своей «молодости» - если она у нее когда-то была, потому что в моем представлении наша завуч всегда была женщиной преклонных лет - она была настолько праздной, что, порой, даже устраивала оргии, насколько бы странно это сейчас не звучало. Оно и понятно - даже в наше время у Альсины были прекрасные каштановые волнистые волосы, большие объемы груди, которая, к слову, даже не висела, а еще довольно-таки молодое лицо для ее лет. Не знаю, пользовалась ли Альсина Димитреску силиконом или филлерами - да это и не важно, она была прекрасна. А еще прекраснее были ее дочки от первого мужа.
Старшая из тройняшек, на десять минут раньше родившаяся, была милой Беллой Димитреску - с ее блондинистыми волосами, которые сейчас рассыпались по ее тонким плечам, с ее янтарными глазами, доставшимися от матери, с ее поразительным спокойствием в отличии от «младших» сестер и величественной ловкостью в изяществе разговора. Белла была по-настоящему красива. Особенно в тихих тонах ее светлых вещей - она была похожа на ангела. Только если бы не ее жуткий убивающий взгляд, как раз тех самых янтарных глаз. Белла всегда была готова угождать матери, она хотела внимания и строила козни, еще начиная с шестого класса. А я всегда была готова наблюдать - и поэтому знала, как легко и проворно Белла может обернуть данную ей информацию против того самого человека, который как раз-таки и дал ей эту самую информацию.
Вторая из них, обошедшая свою младшую сестру по рождению всего лишь на каких-то пять минут, звалась Кассандрой Димитреску - жестокая девушка с волосами цвета вороного крыла и глазами со светлейшим оттенком оникса. Кассандра была упрямой и горделивой. Она отличалась от сестер тем, что, узнав о любом беспределе в стенах школы, первой рвалась в драку и почти каждый раз выходила из нее победителем. Она была самой спортивной из всех трех сестер - с таким напором она кидала волейбольный мяч, что, пару раз, отбившись от стены, он пролетал весь спортивный зал - и опять отпрыгнув уже от другой стены, летел в сторону противников. А один раз Кассандра даже попала по затылку какому-то парню - причем, не исключено, что это мог быть ее бывший парень. В общем, Кассандра тоже, как и Белла, любила внимание матери - а потому она постоянно задумывалась о последствиях и, в отличии от старшей светловолосой сестры, готовилась к любому наказанию, не увиливая от дел с помощью милого личика. Да и не была она настолько уж милой - Кассандра носила только агрессивные вещи, под стать ее характеру. Может, когда-то она и носила рюши или, может, меховые топы - они всегда были исключительно черного цвета, с вкраплениями острых длинных шипов на рисунке увядших роз.
Третья же, самая младшая, Даниэль Димитреску - была девушкой с настырно ярким рыжим цветом волос и терпкими карими глазами. Она была скорее бунтаркой среди своих сестер, безумной «белой вороной». Даниэль примеряла наряды сестер - только ни одна приталенная юбка и ни один слишком вызывающий топ без рукавов не прельщали ее внимание. Даниэль любила мешковатую одежду, любила бегать по грязи, а потом и вовсе валяться в ней. Вроде как, год назад, Альсина Димитреску взяла ее под контроль, сделав Даниэль похожей на своих двух сестер - высокой девой в блестках. Только, бесследно ее буйный характер все же не ушел - ведь Даниэль даже сейчас могла бегать по грязи в новых колготах, не скрывающих ее длинных ног - и потешаться над мальчиками, ведя себя совершенно противоположно «девушке из Высшего света».
- А ты не слушала новый аромат из того бутика? - Мило улыбается своими, с передозировкой сверкающего блеска губами «старшая» Белла, глядя на «среднюю» Кассандру. Я знаю, что под этой улыбочкой прячется тот еще демон, а потому стараюсь не слишком глазеть на новую красивую жилетку Беллы.
- О, он отвратителен. Слишком сладкий, не находишь? Меня чуть не стошнило. - Кассандра оглядывает класс своим тяжелым королевским величием - и указывает на задние парты. - Гляньте, на этот раз свободны. Туда.
Кажется, что даже ее сестры не готовы противостоять жесткому тембру голоса Кассандры.
- Опять вы по этим глупым магазинам шастаете. - Недовольно бурчит себе под нос Даниэль, видимо зная, что ее сестрам это высказывание точно не понравится.
Когда я наконец отвлекаюсь от девочек Димитреску, до меня долетают нотки разговора Роуз о том, какие пижамы у кого должны быть. Я быстро улыбаюсь, когда ее взгляд на долю секунды падает на меня, делая видимость, что я прекрасно слушаю ее монотонный монолог - а потом опять оглядываюсь на дверь, как раз вовремя для того, чтобы заметить еще одну демоницу нашего класса.
Мэдисон Монтгомери. Девушка, чья фигура настолько худая, что, наверное, она бы могла сравниться с веткой от пихты, которую я нашла по дороге в школу. Она взмахивает своими, похожими на солнце волосами - и на какое-то время мне правда кажется, что над ней есть корона-нимб. У Мэдисон великолепные зеленые глаза, скорее похожие на морской прилив Индийского океана. Порой, они бездонны, как Марианская впадина. А порой сверкают, как самая высокая отмель. Мэдисон. Она - постоянный диско-шар, готовый устроить вечеринку с алкоголем и запрещенными веществами в любое время. Не думаю, что Мэдисон вообще известны такие понятия, как «дружелюбие», «спокойствие» и «любовь». Она всегда пререкается с учителями, всегда язвит, всегда ломает сердца и судьбы. Прямо сейчас, она кидает на меня быстрый презрительный взгляд, а потом, издав усталый вздох, продвигается к задним рядам под тихие смешки сестер Димитреску. Наверное, Мэдисон - еще один человек в нашем классе, который носит только брендовую одежду и делает все, чтобы выглядеть идеально. Особенно после того, как ее мать окончательно спилась, оставив Мэдисон с ее тетей, помешанной на стиле. Да и эскизы Мэдисон, которые она просто ненавидела показывать нам, были настолько обворожительны, что, думаю, чувство стиля у нее заместо крови. Конечно, Альсина Димитреску ни раз ругала Мэдисон за каблуки и мини-юбки, только, все же, Мэдисон каждый раз находила выход, чтобы не вылететь из школы.
Я вздыхаю. Вздыхаю и открываю учебник, чтобы опять пробежаться глазами по заученным темам - а потом опять поднимаю взгляд в притворной скуке. Ведь мне всегда были интересны одноклассники. Смотрю на дверной проход и, в этот раз заприметив человека в школьном коридоре, сжимаю пальцы на толстой корке учебника по английскому.
Судорожный вздох охватывает мое тело, когда я замечаю его. Чарли Уордвелл. Уордвелл. Приемный сын Лилит Уордвелл.
Ненавижу Лилит. Ненавижу Чарли.
Ведь, в самом деле, Чарли пришел в школу не так давно - вместе с матерью, около двух недель назад. Даже я, с моим постоянным глупым любопытством, так и не узнала, зачем Лилит усыновила его. Конечно, задавать вопрос в лоб - было глупо, потому что это, вроде как, не мое дело. Только вот, Лилит была довольно статна, а Чарли был взрослым - и совсем не подходил ей. У Чарли Уордвелла были постоянно растрепанные платиновые волосы, доходившие до его плеч - и ярко-зеленые, какие-то слишком светлые, как кошачьи, глаза. У него была бледная кожа, широкие синие вены, просвечивающие через ее тонкий покров, ухоженные руки, будто их не касалась тяжелая работа, аккуратные черты лица - да и в общем, весь он был, словно кукла. Меня охватывает ненависть к этим «превосходным детям» - за их красоту, за их деньги, за их постоянное недовольство обычными вещами. Чарли Уордвелл. Надменный, жестокий, с постоянной усмешкой в глазах мальчишка.
Ненавижу.
Почему только Лилит любит его, а не меня? Чем он ей угодил? Кто он такой, что достоин ее любви? Ведь, к нему она относится как к настоящему своему сыну. А даже мои родные тетушки не были так милы со мной.
Обрываю себя на этой мысли. О чем я только думаю? Это уже похоже на сталкерство.
Всю первую неделю Чарли и Эрен постоянно находили время для конфликтов, чаще по теме спорта. Эрен утверждал, что Чарли использует запрещенные приемы, а Чарли давил на больное, еще больше раздувая спор, будто ему нравилось причинять другим боль. Поэтому, конечно, как у такого классного мальчика в школе, сына глав-завуча - и парня, который нравится большинству девчонок - ему было свойственно иметь своих крутых друзей, как в каком-нибудь глупом сериале. Как раз, он и притащил их из своей прошлой школы сюда.
Фродита Рашман. Парень с волосами цвета колосьев ржи, слегка выцветшими и потому больше похожими на какое-то совокупление ржи и пепла, а еще с ярко-голубыми, цвета морской волны глазами, обрамленными длинными черными ресницами. Наверное, потому что друзьям Чарли обязательно иметь красивую внешность и острые скулы. А еще заплетенные в низкий короткий хвостик волосы - и золотую, сверкающую, как острие ножа, серьгу-копье. Его я тоже ненавижу. Тоже за красивую одежду, тоже за милые улыбочки наивным девам - и еще за разгульный образ жизни.
Наверное, из всей этой «группировки» больше всех мне нравится Луиза Беллоф. Потому что, даже будучи похожа на брата вздернутым курносым носом, слишком темными серьезными бровями, полностью снабженным многочисленными серьгами ухом и явной любовью к шуткам, в лазурном взгляде Луизы были остатки сострадания. В волнах ее светлых волос устроился холодный зимний ветер, а утонченная одежда не скрывала мускулистости ее тела. В самом деле, Луиза была немного больше объемом, чем другие девочки в нашем классе. Нет, у нее была красивая талия и прелестные бедра - только труд отражался в ее мышцах, даже если Луиза и любила одежду, прикрывающую ее тело. Все же, она не так уж и сильно переживала за свой внешний вид, как делали это большинство девушек нашего класса. Да, думаю Луизу можно было ненавидеть не так сильно.
- Знаете, я просто глянул на нее - и она уже была готова растаять, подобно снеговику в квартире. - Хвастается Чарли Уордвелл, улыбаясь своей ядовитой улыбочкой.
- Часто у тебя бывают снеговики в квартире? - Интересуется Фро, глядя на него.
- У меня много чего бывает в квартире. - Задумчиво произносит тот - и после они оба взрываются смехом.
- Это потому, что ты идиот, Чарли. - Придирчиво говорит Луи, первой доходя до их парт - несмотря на ее слова и на тон, с которым она их сказала, в уголках ее, замерзших от холода губ, виднеется улыбка.
Я еще долго разглядываю Чарли Уордвелла, будто пытаясь найти в нем знакомые черты Лилит. Что я только ей скажу, оказавшись у порога ее кабинета? Просто так заявиться и начать говорить? Ведь Лилит прекрасно дала понять, что не хочет иметь со мной совершенно ничего общего. От этой мысли взор моих глаз будто мутнеет и я спешу потереть их рукавом, чтобы не дать волю слезам. С каких пор я вообще об этом думаю?
Какое-то время я сижу, просто пялясь в одну точку, пока до меня не доносится приглушенный руками вскрик Роуз. Она поворачивается ко мне, закрывая рот ладонями, а в ее глазах читается искреннее удивление.
- Он посмотрел! - Почти что визжит она.
- Что? - Непонимающе смотрю на нее я. - Кто посмотрел?
- Чарли! - Объясняет Розалинд, уже махая на себя руками, чтобы отдышаться.
Когда она опять поворачивается к Чарли, он все еще смотрит на нее - и, видя ее улыбку, Чарли не спеша подмигивает Роуз, а я вздыхаю, смотря на счастье в глазах подруги. Как можно так оступиться? Только, о чем это я - ведь я почти готова вылететь из школы ради того, чтобы Лилит уделила мне минутку внимания. Не сводя глаз с Розалинд, Чарли говорит что-то Фро - и в этот момент я особенно жалею о том, что не сижу настолько близко к ним, чтобы что-то услышать. Фро тут же смеется, на что Роуз улыбается еще шире, а во мне еще больше разгорается пламя гнева. А глаза Луизы - они ничего не отражают, будто вся она - замерзшая на улице статуя.
- Подожди, - Обрывает Роуз Харви. - Тебе нравится этот глупец Чарли? - Наверное, это его очень затрагивает - потому что я помню редкие моменты, когда Харви отвлекался от своих художеств.
- Вовсе он не глупец. - Осуждающе говорит Роуз, бросая Чарли последнюю улыбку с белыми зубами. - А даже очень умный и, что главное, хорош собой.
- Он хорош устраивать кипиш. - Поправляет Леви, играя бровями. Роуз хмурится.
- Действительно, Роуз. Он не самый лучший парень для выбора в возлюбленные. Есть же и другие хорошие варианты. - Эрен всеми силами старается успокоить ее и направить на благой путь. Он точно ангел в своей семье. Да и в нашем классе.
Даже тошнит от его добра.
- Мне не нужны «другие». - Словно ребенок дуется Роуз. - Мне нужен он и только он.
- Так в каком замке вы будете жить? - Слишком холодно для себя, любопытствую я.
В этот момент по всей школе раздается громкий звонок, который должен оповестить всех нас о начале первого урока. Я слегка морщусь.
- Точно подальше от тебя. - Слышу слова Роуз.
Пока учитель опаздывает, понимаю, что натворила.
- Ладно-ладно, извини, что задела твои чувства. - Стараюсь улыбнуться я, пока Розалинд раскладывает свои вещи на парте.
- Поверь, он правда хороший! - Уверяет она меня, тоже улыбаясь, будто у нас с ней есть какой-то, понятный только нам, заговор.
- Верю, верю. - Смеюсь я, поднимая руки перед лицом в поражении.
Все последующие уроки я думаю о Лилит Уордвелл. Может, мне и не стоит идти к ней. Это же как явиться врагу в руки. Ну уж нет - раз решила, значит надо идти.
Кручу чернильную ручку в зубах, поддерживая ее наконечник пальцами - и думаю каково это - умереть. Многие, кого я знала, боялись смерти. А разве ли не смерть - это освобождение от всех невзгод? Разве ли не она царица мира, а совсем не любовь? Ведь смерть властна над любовью - ведь там где есть смерть, любовь превращается в месть.
Тогда же почему во мне борются эти два состояния? Почему же я не могу найти правильный путь?
Кем мне быть?
Весь следующий день раздумываю над тем, что скажу Лилит - и виню себя за то, что не репетировала перед зеркалом.
Когда звенит звонок, оповещающий о конце последнего урока, я наконец понимаю, насколько сильно меня охватывает паника. Прощаюсь с друзьями, увиливаю от вопросов, а потом бегу навстречу кабинету Лилит Уордвелл, моего глав-завуча - потому что прекрасно понимаю, что, если не приду туда сейчас, то точно буду бояться до конца своих дней.
Вот, уже у ее кабинета, я собираю силы в кулак. Такой маленький кулачок. Я хочу сорваться с места в противоположном направлении, повесить на двери своего дома огромные плакаты «Уйдите» и заколотить все окна. Теперь я понимаю одиноких кошатниц. Смотрю на свои руки - их ужасно трясет от моего страха и ладони тут же начинают потеть. Пытаюсь собраться с мыслями и здраво рассуждать над этой ситуацией, только ничего не выходит. Подношу дрожащую руку, которая почти что не слушается меня, к двери.
Раздается стук.
А через несколько секунд я открываю дверь.
- Можно? - Интересуюсь я, всеми силами стараясь заставить ноги двинуться с места.
- А, Сабрина, - Поднимает на меня свой взгляд голубых глаз Лилит. - Конечно, проходи.
Закрываю за собой дверь. Стены кабинета - зеленая обивка и несколько светлых тонов. Обычный пол из керамогранита. Окна, закрытые узорчатыми занавесками - по бокам шкафы с книгами, тетрадями, папками. А посередине - стол Лилит с компьютером и различными канцтоварами, напротив которого стоит стул, видимо, для провинившихся учеников. Около правого окна стоит маленький светлый столик из полированного дерева, а на нем - заварочный чайник и, наверное, еда Лилит. Видимо, я прервала ее трапезу.
- Извините, - Спешу извиниться я, поглядывая на столик.
- Все хорошо, милая, - Уверяет меня Лилит. - Можешь не переживать. Присаживайся. - Она указывает на стул для учеников, стоящий перед ее огромным столом.
- Да, конечно. - Все же, я слишком быстро сажусь, явно показывая, что я вся «на иголках».
- Так о чем ты хотела поговорить? - Любопытствует Лилит после нескольких минут молчания и моих глубоких вдохов.
- Да, об этом. Просто, понимаете, у нас тут такая глупая ситуация получилась. Я это про «Тиндер». А еще, в основном, про Ваше молчание. Думаю, нам надо обсудить все это. - Я выдыхаю, мысленно благодаря себя за то, что смогла связать несколько предложений воедино - и получилось довольно-таки неплохо.
Лилит встает, а я сразу же начинаю представлять, как она сейчас выкинет меня за дверь своего строгого кабинета. К моему удивлению, Лилит подходит к тому столику с едой, а потом достает сервиз с чашками, кидая в одну из чашечек пакетик с чайными зернами, а потом заливая его кипятком.
- Обсудить? - Смеется она. - Сабрина, я не совсем понимаю, о чем ты. Это розыгрыш какой-то, да? - Лилит разворачивается и улыбается мне своими губами, сплошь накрашенными красной, как кровь, помадой. - Кстати, будешь чай? Ты извини, у меня, к сожалению, нет сахара. Поэтому только горький чай.
Я смотрю за тем, как Лилит дует на чай, чтобы тот остыл, а потом опять идет к своему столу и садится напротив меня, держа чашку с горячим горьким чаем в руках.
- Что? - Глупо произношу я, а мой голос надрывается. - О чем это Вы? Я бегаю за Вами уже две недели, как глупая собака, которая ждет одобрения своего хозяина. Не делайте вид, что не понимаете. - Я вглядываюсь в ее глаза - и прекрасно знаю, что она просто играет роль.
- Сабрина, - Уже более твердо говорит Лилит. - Понимаешь ли, тебе нет восемнадцати. Да и отношения «ученик-учитель» существовать не могут. Я думала, что ты не настолько дорожишь общением с «Мадам Сатаной». В любом случае это был всего лишь образ. Развлечение. - Она пожимает плечами, облизывает свои губы, а потом подносит чашку ко рту и делает затяжной глоток.
- Я была развлечением? - Не уверена, что задаю этот вопрос именно Лилит, а не всему миру. - Зачем тогда эти игры? Это долгое молчание?
- Никаких «игр» не было, Сабрина. - Теперь Лилит смотрит прямо в упор. - Ты сама придумала себе все это. Разве тебе самой не хотелось верить в то, что я молчу специально? - Она еще раз изящно отпивает свой чай и я готова вылить его на себя.
Когда до меня доходит смысл сказанных ею слов, дыхание почему-то останавливается. Мир останавливается. Я. Сама. Придумала. Все. Это.
Какая же я дура.
Становится очень и очень больно. Будто удар по моему сердцу, по моей душе. Взор опять застилает дымка слез, которые я уже не в силах сдержать. А как же те бабочки в животе? Как же то ожидание сообщения? У Лилит этого не было. А ведь я готова была сделать все ради того, чтобы только быть рядом с ней. Хочу попросить Лилит не бросать меня. Не уходить от меня.
- Что Вы такое говорите? - Тихо произношу я.
- Что, Сабрина? Милая, пожалуйста, повтори громче, я плохо услышала тебя. - Улыбается Лилит.
Ненавижу. Ненавижу всех.
- Что Вы такое говорите?! - Кричу я, попутно поднимаясь со стула.
Лилит тут же ставит свою чашку на стол и тоже осторожно встает.
- Сабрина, - Успокаивающе произносит она.
- Вы постоянно говорите о том, что я дурна и мала! - Продолжаю я, уже обращаясь ко всем. - Тогда почему вы не научите меня, как правильно жить?! Почему вы только указываете мне на ошибки, не подсказывая, как их исправить?! Почему после любого промаха вы оставляете меня, уходите, искореняя свою любовь ко мне?! Почему вы все будто обязаны опекать меня?! Разве я не достойна вашей любви?! Разве я настолько ужасна, что гожусь только на постоянные ошибки?! - Только сейчас понимаю, как пересохло у меня в горле. Прокашлявшись, жадно хватаю ртом воздух, будто стараюсь зацепиться за него, найти в нем надежную опору.
- Хочешь узнать, Сабрина? - Говорит мне Лилит, глядя рассерженным, какой ранее я и не знала, взглядом. - Да, ты постоянно совершаешь ошибки. А знаешь почему, маленькая негодница? Потому что ты сама погрязла в этой отвратительной жалости к себе! Оглянись! Я - твой учитель и твой завуч! Подумай, с кем ты разговариваешь, Сабрина! А когда ты выйдешь из этого кабинета - а сделаешь ты это очень скоро - ты хорошенько подумаешь над своим поведением, а после забудешь о всех наших контактах вне школы, ты меня поняла?! - Лилит еще не кричала столь грубо на меня или кого-то еще. Страх обвивает мое тело. Только гордость сильнее.
- А знаете кто Вы? - Притворно интересуюсь я, чувствуя, как на губах проступает улыбка. - Вы - извращенка, у которой множество связей с ученицами. Плевать мне, что они совершеннолетние. Это не делает Вас лучше. Теперь Вы довольны?! - В порыве гнева я ударяю по столу и чай чуть ли не подскакивает, проливая несколько капель на столешницу.
Только сейчас понимаю, что по моим щекам непрерывным градом текут соленые слезы. В глазах Лилит - ярость.
- Убирайся. - Тихо бормочет она мне.
Я еще раз ловлю на себе ее убийственный взгляд, после чего забираю свой рюкзак - и ухожу, плотно закрывая дверь.
Я выдыхаю.
Стоило бы проявить хладнокровие. Теперь я точно вылечу из школы. Почему я только не подумала о последствиях своих слов?
На холодный школьный кафель падают мои мокрые слезы, когда я стараюсь не издавать слишком много шума, прикрывая рот рукавом. Хочется упасть на колени и кричать. Долго кричать. Чтобы выпустить всю эту жгучую боль внутри моей груди. Ведь теперь вся моя любовь точно улетучилась. Это ли смерть? Такое чувство, будто мой организм жив, а я - уже нет. Как только я могла наговорить такое Лилит? Той самой Лилит, которая так мило общалась со мной в сети? Той самой Лилит, которая помогала мне? Той самой Лилит, которая вызывала дрожь по всему телу от одного ее взгляда? Сейчас вспоминаю тот взгляд, которым она почти «окатила» меня. Теперь я ненавижу только себя.
«Потому что ты сама погрязла в этой отвратительной жалости к себе».
Да уж. В чем-в чем, а в этом Лилит точно была права.
На полпути со вздохом понимаю, что забыла карточку-пропуск для входа и выхода из школы на парте в классе английского, после первого урока. Тогда я была больше занята контрольной и раздумьями о Лилит, а потому, наверное, выпустила такую мелкую деталь из головы. Спешно возвращаюсь в класс. А когда прихожу, вижу около пропуска еще что-то. Карточка. Письмо. Приглашение на завтрашнюю вечернюю вечеринку. Сначала я думаю, что это от Роуз - письмо о ночевке, завуалированное под «вечеринку». А потом читаю наименование «отправителя».
Приглашение на вечеринку от Мэдисон Монтгомери.
Отлично. Просто идеально.
- Вау. - Недовольно говорю я, рассматривая письмо в руках.