Батя

1

Майлз продрог от ветра и солёных брызг, иногда долетавших до вершины утёса. Икран опустился отдохнуть на уступ прибрежной скалы, но реком задержался на скользком камне дольше необходимого. И не столько в том было дело, что не хотелось докладывать командованию о полном провале операции, сколько в том, что он… думал. Непривычно для себя прежнего размышлял, и не о тактиках и стратегиях, не о карьере или о прелестях очередной заварушки, а о…

Он никак не мог перестать думать о Пауке. Вот раньше, судя по воспоминаниям Майлза-человека, не тревожился вовсе. Разве что изредка спрашивал о нём у подчинённых, да и то без особого интереса. Так, скорее для галочки. Не нужна была полковнику Куоритчу эта дурацкая помеха — случайно, по недогляду, заделанный ребёнок: мелкий, сопливый и на Майлза совсем не похожий. Его ли вообще?

У полковника были слишком далеко идущие планы и приятная для него, пропитанная норадреналином жизнь, чтоб в ней оставалось место мыслям о семье. Или хотя бы о её подобии. И Майлз продолжал делать то, что любил всеми фибрами своей солдафонской души, а мальчишка, носивший его имя, рос где-то там, далеко от него, хоть и совсем близко — на той же базе.

Но когда смерть Майлза-старшего разлучила их, а научная мысль вновь свела — чертовски нелепо, кстати, — он вдруг увидел в парнишке… себя: свою стойкость до абсолютной несгибаемости, верность избранному пути, силу, ловкость, смелость. Майлз был ошарашен этим, хотя и не сразу дошло, но вот в какой-то момент взяло и кольнуло.

Полковник Майлз Куоритч никогда не заморачивался подобным и всю жизнь старательно гнал от себя всякую сентиментальность, считая её уделом слабых, безмозглых неудачников. Чем-то, что мешает достигать целей и делает мужчину тряпкой.

А теперь не мог не думать, не получалось отбиться от навязчивых, всё заполоняющих чувств.

Бабы, наверное, сразу ощущают всё это: любовь к потомству, ответственность. А мужики… Не носят ведь новую жизнь в себе, не привыкают заранее к мысли о родительстве, не испытывают гормональных всплесков. Где-то слышал он от кого-то когда-то, что отцовская любовь начинается с гордости. Гордости за то, что вот ты взял и сумел заделать такого крутого парня. Или девку что надо. Ну или как-то так… Если и не для всех отцов это было справедливым, то для Майлза, как он теперь понимал, уж точно.