Маленькая девочка: Обретение семьи

Надежда

В день отлета меня одели в комбинезон, мама одевала. Комбинезон — это шорты и майка такие красивые, но они одно целое, поэтому опять был подгузник. Мама показала мне памперс, и я уже хотела расплакаться, но Герман не дал. Он меня погладил, обнял, а после объяснил:

— Аэропорт — это не очень близко, а потом самолет и автобус, — сказал он мне. — Тебе будет сложно в туалет, а так не надо будет терпеть.

— Ты считаешь, так правильно? — Я посмотрела на него, и мой жених кивнул, поэтому я сама стянула трусики. Я уже умею! Он же лучше знает, как правильно. Почему-то мне немного страшно снимать их... Не знаю почему, но Герман точно знает, он меня очень нежно обнимает.

Меня одели и потом посадили в машину, а кресло папа сложил в багажник. Оно тоже с нами полетит, но в багаже, а как будет в аэропорту, я не знаю, но мой жених сказал, что все учтено, поэтому я не волновалась. Машина мягко тронула с места и покатилась куда-то. Я сначала смотрела только на Германа, а потом начала задремывать. Глаза сами закрылись, и я уснула, чувствуя, как меня гладят.

Проснулась я у папы на руках — он меня куда-то нес, прижимая к себе. Было очень интересно, но я не дергалась, чтобы ему не мешать. Наконец папа медленно опустил меня в каталку. Это такое кресло, в котором не сама едешь, а тебя катят. Покатил меня, конечно же, Герман.

Вокруг было страшно — большой зал, много народа. Я испугалась, что меня потеряют, и зажмурилась, поэтому совсем не видела, что происходило. Только на каком-то контроле Герман попросил меня открыть глаза и посмотреть на дяденьку. Дяденька носил что-то черное, кажется, я не запомнила — было очень страшно.

— Дочь боится обилия людей, — пояснил папа, осторожно беря меня на руки.

Дяденька посмотрел в какую-то книжечку, потом на меня и как-то очень по-доброму улыбнулся. Он сказал, что я умница, а потом пожелал счастливого пути.

Мы поехали в зал ожидания. Это такое большое помещение, где много кресел с сидящими в них людьми. Еще есть автоматы с вкусностями, которые мне нельзя, а то животик болеть будет, поэтому я просто облизнулась, но просить не стала, потому что я послушная.

— Как ты, маленькая? — спросила мама, а я ей просто улыбнулась, потому что как же не улыбнуться. Ведь это мамочка!

— Все хорошо, — сказала я и чуть зажмурилась от ее тепла.

— Хочешь пить? — спросил Герман.