После трагической смерти любимого Хантера, Брэндон улетает в солнечную Австралию, в попытке выбраться из вязкой топи воспоминаний. Жизненный вихрь уносит его в то место, где израненное сердце могло бы исцелиться. Роб - давний друг, становиться остро...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Ночь еще не успела сдать свои позиции, когда мой беспокойный сон прервался привычным кошмаром. Каждый раз это была одна и та же картинка: багряные реки крови медленно стекали по кожаным сидениям автомобиля, наполняя воздух запахом железа и смерти. Там, оцепенев от ужаса, я ждал, когда салон зальется вязкой теплой жидкостью. Я ждал и боялся узнать источник нескончаемого потока.
«Опять...», - подумал я, очнувшись от биения собственного сердца.
Я устало перевернулся на левый бок и жадно вцепился глазами в ту половину кровати, которая опустела ровно два года назад. В тот самый день, двадцать четвертого сентября, в четырнадцать часов и девять минут, Его не стало. Не стало человека, которого я любил больше жизни.
Воспоминания беспощадно таранили мою голову. И хорошее, и плохое яркими вспышками всплывало в памяти. Но чаще всего появлялись его большие зеленые глаза. Я не видел их невероятной глубины уже два года.
- Мне все равно больше не уснуть, - прошептал я, начиная свою рутину.
За время моих бесконечных кошмаров, у меня сформировалась система привычек. Сначала ночной ужас с долгими невыносимыми воспоминаниями, потом встреча первых лучей солнца и, наконец, подготовка к предстоящим серым будням.
Но сегодня был особенный день. Выходной, который я с трудом выпросил у начальства, принадлежал только ему. Моему единственному и любимому - Хантеру. Где-то там, в нескольких километрах от города, он покоился в холодной сырой земле. Точнее не он, а то, что от него осталось.
Частица его праха, которую я давно запечатал в медальоне, тяжелым грузом тянула меня вниз к дорогому другу. Мне было недостаточно его незримого присутствия, мне не достаточно было той пыли, хранящейся в серебре с его фотографией.
То место, где я чувствовал себя спокойно, для остальных было местом скорби и горькой памяти. Но в тишине могильных плит для меня находилось утешение. Там, рядом с ним, я вновь встречал свое собственное сердце и душу. Только там я был по-настоящему счастлив. Я проводил долгие часы, разговаривая с ним.
