Не прилично раздвинув ноги она роняет свою голову на плечо Карины. Дым сигарет и тихие хмыки стали слишком родными для неё.
Наверное, за первое Макаровой бы дали несколько пощечин, а за второе -вышвырнули из дома.
Обе смотрят в пустоту. Разъебанные пятиэтажки выглядели жалко, а тусклые фонари, которые изредка гасли, добавляли драмы. На улице безлюдно, но Оелане впервые за долгое время не одиноко.
Раньше они тут часто гуляли.
Долиашвили слабо улыбается, вспоминая все тёплые моменты. Завтра этого всего не будет. Она сжимает чужую руку сильнее.
Карина надеется, что Оелана останется рядом, ведь девушка с татуировками на лице - лучшее, что случилось в её жизни.
Вечером ужасно ходят маршрутки, поэтому брови хмурятся, а рот шепчет самые отбитые оскорбления. Ноги за время нахождения на улице успели околеть от холода.
Начало осени тоже не может их порадовать.
Оелана бросает окурок на асфальт, где таких же остатков лежат бесконечные сотни. Но она точно скурила больше.
Наконец подъезжает маршрутка, разоряя всю темноту.
- Тридцать восьмая.
- Пешком можно дойти, - говорит Макарова щурясь. - Где-то минут десять займёт, должны успеть.
Короткий кивок, и уже через секунду рука ищет мелочь в кармане, неприятно шурша.
Остановка опять пустая, и только упавший с рюкзака значок остается на скамейке.
Теперь все будет хорошо.
