Пустой ли?

2.

— Влад, когда ты поймёшь, что так нельзя себя вести? — укоризненно произносит мама, стоя ко мне спиной и закуривая вторую сигарету.

Незваные гости только что разошлись по домам, а я готовлюсь выслушивать очередные нотации о том, как правильно общаться с людьми, чтобы никого не обидеть. Не понимаю, зачем об этом париться. В конце концов, люди сами выбирают, что чувствовать, а меня мало это волнует, гораздо больше я думаю о своих собственных проблемах. Поэтому, когда маленькая бестия ураганом ворвалась в мои покои, чтобы продемонстрировать навыки в чревовещании, я быстро и, не слишком волнуясь о допустимом уровне децибелов в час ночи, пояснил ей, что так делать не стоит.

— Я что, виноват, что эта бестолочь ввалилась ко мне в комнату, напрочь забыв о рамках дозволенного? — отвечаю я вопросом на вопрос. — Между прочим, я достаточно взрослый для того, чтобы быть достаточно занятым достаточно важными вещами, — строю я ей неоднозначную гримасу.

Мама тяжело вздыхает, но ничего не говорит. Наверное, уже смирилась с тем, что лучше даже не пытаться меня вразумить.

— Просто постарайся хоть иногда быть чуточку добрее к остальным, — я уже открыл было рот, чтобы возразить, но она выставила руку вперед, прерывая меня на полуслове. — Сегодня был сложный день, я устала, а тебе нужно успеть с утра отвезти сестру к врачу. И никаких отговорок, — быстро добавляет она, не давая мне шанса начать протест.

— Ладно, — сдаюсь я. — Но это не потому, что я вас люблю, — на едкое уточнение мама только усмехается и уходит, предварительно поцеловав меня в щеку.

                                                             ***

Ненавидя всеми остатками  души трезвонящий будильник, я с трудом открываю глаза и сажусь на постели. В квартире тихо. Видимо, Аня снова решила проспать и подскочить за десять минут до выхода. 

Шторы плотно закрыты. В комнате так темно, что,  не зная точного времени, определить его было бы невозможно. Ощупывая рукой поверхность прикроватной тумбы, я, наконец, нахожу кнопку включения на светильнике. Небольшое помещение заливает тусклым, тёплым светом, и мне на секунду приходится зажмуриться, потирая глаза.

Я перевожу взгляд на зеркало, когда, наконец, привыкаю к свету: короткие, чёрные волосы взлохмачены и спутаны, взгляд серо-зелёных глаз заспанный, широкие плечи тянутся вниз, а скулы стали ещё острее, чем были вчера. На сгибе руки видны следы от инъекций и я понимаю, что они заметны не только мне. И нет, я не грёбанный нарик, готовый убить ради дозы. Это был простой интерес. Правда, затянулся данный эксперимент почти на год, но всё не так плохо, как кажется.