Похититель поцелуев

8

Подрыв здания, которое принадлежало Артуру и служило лабораторией по производству наркотических веществ, произошел в обычный вторник. Святоши не действуют напрямую, и кое-кто прекрасно выполнил за меня эту работу.

Следующие четыре дня я выламывал Уайту и Бишопу руки, пока они не сдались и не согласились отправить еще пятьсот копов для круглосуточного патрулирования. Улицы Чикаго необходимо было защитить от мной же устроенной заварушки. Счет взлетит до небес, но деньги отслюнявит не штат Иллинойс, а Уайт и Бишоп, в карманах которых они прочно осели.

Деньги, что дал им мой будущий тесть. Который, кстати, сменил пластинку: вместо того чтобы уговорами склонить дочь к дружбе со мной, он предпочел вернуть должок, забросав парки Чикаго мусорными кучами. На большее он не осмелился пойти, учитывая, сколько я накопал на него компромата. Ведущий игрок здесь я. Тронет мое, даже просто машину поцарапает, – заплатит внушительную цену и получит в качестве бонуса ненужное внимание со стороны ФБР.

Мусор по моему приказу собрали волонтеры и выкинули в сад Ким. Тогда и посыпались звонки. Дюжины звонков. Словно от навязчивой пьяной бывшей в День святого Валентина. Я не отвечал. Я же сенатор. А он – гангстер с огромным количеством связей. Может, я и женюсь на его дочери, но слушать его бред не стану. Моя задача – расчистить улицы, которые он замарал наркотиками, оружием и кровью.

Я старался как можно реже бывать дома, а это было нетрудно, учитывая частые разъезды между Спрингфилдом и Вашингтоном.

Дженни продолжала упрямиться и ужинала в своей комнате. Плевать. Однако она выполнила свои обязательства: продегустировала торт, примерила платья и занималась остальной предсвадебной хренью, которую я на нее свалил. Хотя мне было все равно, даже появись она на свадьбе в огромном чертовом полотенце. Меня не интересовала симпатия невесты. От нее я хотел лишь внести поправки в условие не трахаться с другими до того, как у меня отвалятся яйца. И пусть живет на своей половине дома или – еще лучше – на другом конце города до самого последнего вздоха.

На пятый день, после ужина, я сидел в своем кабинете, зарывшись с головой в бумаги, когда Стерлинг вдруг позвала меня на кухню. Часы показывали больше одиннадцати, а Стерлинг, как правило, хватало ума не мешать мне, поэтому я понял, что дело было жизненно важным.