его проблема.

5.

***
С того момента прошло два дня. За двое суток я ни единожды не навестил Кира. Я не спешил писать ему или звонить, связываться с его родителями, чтобы хоть что-то узнать. Спихиваю это на моральную и физическую усталость, но скорее мне просто лень. Целыми днями я лежу в кровати, которая ни разу не была заправленной, не приношу еды в дом и лишь иногда выхожу в магазин за углом, когда запас лапши быстрого приготовления заканчивался, посещаю ванну перед сном минут 5-10, а затем с утра на минут 5. Это утро было такой же рутиной, но с решением, что съезжу к Курседу.

Стоя напротив знакомой палаты, кладу руку на ручку двери и медленно тяну вниз, распахивая дверь и закрывая ее. Картина перед глазами дает мне понять всю абсурдность ситуации. Кир лежит на койке, рядом капельница и трубка в его вене, а в углу комнаты рядом с тумбочкой стоит инвалидное кресло. Может, я ошибся дверью? Странная мысль, потому что я уже заметил лежащее тело со сплитом на голове, которая уже была повернута на меня с распахнутыми глазами.
— ну привет, акум. Тихий и хриплый голос приветствует меня, на чужом лице появляется лисья и слабая ухмылка, которая бесследно пропадает. Боясь проронить и слово, я просто киваю головой на чужие слова и прохожу к стулу, усаживаясь в него и не свожу взгляд с "машины" в углу.
— я ждал тебя. Продолжает Курсед, устало и почти без сил облизывая свои пухлые, потресканные губы. В кофейных глазах лишь виднеется грусть и некое разочарование, когда я все таки обращаю на того внимание.
— да, я.. Обрываюсь на полуслове, нужные слова назло вылетели из головы. — мне плохо было. Без тебя.
Сплитовый улыбается, от чего то жмурит глаза и потирает их. Внутри него сейчас тоже смешанные чувства. Акуме было плохо без него, почему тогда не приехал? Смотрит в белый потолок, свободной рукой трепля свои волосы.
— Кир, прости. Я не продолжаю дальше говорить, потому что и не знаю, что сказать в свое оправдание и просто наблюдаю за его реакцией, глазами, которые плавно бегали по помещению, рукой, что сжимала одеяло на чужом теле и он не спешит отвечать, вернее и не хочет вовсе. Мы замолчали. Гробовая тишина повисла в воздухе, нагоняя плохую атмосферу, что воздухом оседала в моих легких. Теперь, на этот раз голова пуста и не заполнена различной видности мыслей. Нервно тереблю между пальцев белую ткань халата, которая становилась влажной от потных ладоней из-за волнения.
— ну, иди? Обрывает молчание Кир, с неуверенностью в голосе отправляя меня домой. Ну, или просто от него. Ему плохо. Плохо физически и морально. Слегка приподнимаясь со стула, лицом притягиваясь к чужому лбу и чмокаю в районе раны, на которой виднелся уже желто-фиолетовый синяк. Тело подо мной лишь слабо усмехается, тяжело поворачивая голову в сторону окна.

Уже в коридоре понимаю, что так до сих пор ничего в подробностях не знаю, да и откуда мне знать, никто не является прямым свидетелем произошедшего. Только два человека, про состояние одного я даже не знаю, множество незнакомых людей находившихся тогда рядом, которых не знаю и никогда не узнаю.

Стою возле двери своего подъезда и желания заходить домой нет вообще. В кармане черной куртки нашлась вовремя одна помятая сигарета без фильтра, полная параша, но с собой больше ничего нет. Вставляю никотиновую палочку меж зубов, зажигалкой поджигая сторону с табаком и затягиваяюсь горьким дымом, оседающий в моих легких, заставляя почувствовать боль в груди и сжатость в горле. Курсед не давал даже взять сигарету в рот, сделать одну маленькую затяжку и именно поэтому сейчас организм полностью отталкивает табачный дым. Бычок падает возле моих ног и я притаптываю его подошвой кроссовок.

Находясь в привычных четырех стенах, перед глазами мелькает картинка инвалидного кресла в палате Кира. Страшно предполагать для чего она там. Появляться в больнице стало страшно, страшнее, чем когда в детстве сдавал кровь из пальца. Сейчас, конечно, детский страх кажется глупостью и остается детским. «Я не знаю, когда снова вернусь туда. Не знаю.» — пробегает мысль в моей крашенной голове, следом кричащая «предатель». Я не предатель. Я просто устал, мне просто страшно.