его проблема.

6.

                                         ***
Наверное, Кир ждал меня каждый день и желал видеть рядом, но я не смог побороть свой страх, поэтому не навещал его. Голова забита другим. К примеру, найти Мишу и посмотреть на его состояние, и уже по сделанному выводу — начать некий опрос про день аварии. Сложность заключалась в двух или даже трех вещах: снова возвращаться в неприятные стены, не в силах пройти мимо палаты возлюбленного и собственный страх. Однако, обязанность заключалась в знании всей ситуации, про которую вряд-ли сплитовый поведает, да и вряд ли это сделает Кусакабе, но надежда умирает последней. Уже одетый захватываю две одноразки, кидая в карман своих черных джинс и уже садясь в такси снова уезжая.

В регистратуре называю «Михаил Кожевников», поднимаясь на третий этаж по знакомой лестнице и подходя к нужной двери, заходя в нее без стука. Миша лежит на койке, разглаживая татуированной рукой растрепанные волосы, пялясь в телефон, судя по всему только проснувшись и уже только потом переводит взгляд на меня, в котором виднеется чувство вины за своего друга, который пострадал намного больше. Парень вопросительно здоровается со мной, я же ограничиваюсь кивком головы, садясь на стул, который находился с другой стороны. Миша, кажется, знает для чего я сюда приплелся, поэтому сразу слегка привстает с кровати и смотрит на меня.
— рассказывай. От и до. Серьезно смотря на знакомого и роняя слова грубо, что для меня и всех не обыденно.
Кусакабе вздыхает и начинает вполне долгий рассказ. Миша примерно по середине истории оборвался и замялся, но затем продолжил. — влетели в фуру, я уебался об лобовое, а кира придавило. Последнее предложение отдается в голове эхом и я молча кивая, выхожу из палаты и прохожу мимо палаты сплитового. Останавливаюсь и спиной возвращаюсь, подходя к двери и открывая ее.

Мои зрачки расширились, ноги стали ватными и кислород перестал поступать в мои легкие, отчего голова начала кружиться и я оперся плечом на до сих пор открытую дверь, глаза метались из одного угла в другой, в конечном итоге начиная прыгать с одной моей ноги на другую. Кир уже не лежит, не стоит, он сидит. Сидит в том самом инвалидном кресле и его ноги стоят на железных платформах снизу, колени подвязаны черной резинкой, дабы не разъезжались, бледные руки лежали на подлокотниках, сжимая их фалангами и его взгляд направлен прямиком на меня. Пухлые губы поджимаются все сильнее и он не спешит подойти подъехать ко мне, лишь уже достаточно длинными ногтями начиная царапать пластмассовые ручки. Губы дрожат и я не могу проронить и слова, смотрю себе под ноги и в глазах собираются хрустальные слезы, норовящие скатится по моим щекам вниз.
— мужик, встань, несмешно. Я отрицаю любой факт инвалидности Кира. Он любит пошутить, любит постебаться и в груди застыла надежда, что и сейчас делает тоже самое. Только фигура в коляске даже не сдвигается с места, только молча отводит глаза в сторону и опускает вниз, вглядываясь в серый пол в белую крапинку, в надежде, что оттуда ему скажут совет, но, конечно, этого не происходит и приходится брать инициативу в свои руки.
— сядь, Серег, успокойся. Тихий голос бьет по ушным перепонкам, тембр максимально спокойный, словно ничего особенного и столь ужасного не произошло, хриплость заставляет поддаться слезам и наконец выпустить их наружу, садясь на койку, отворачивая голову куда-то в сторону, дабы скрыть свое заплаканное лицо и не смотреть на парня. Сзади слышатся звук скрипучих колес, которые продавливают пол, оставляя за собой черные полоски. Этот звук останется в моей памяти навсегда и буду вечность бояться услышать его, пусть даже и из уголка какой либо улицы. Звук, который всегда будет наводить паническую атаку, лишая кислорода и заставляя руки трястись с бешеной скоростью. Звук, который вечность будет возвращать назад, вечность переносить именно в этот момент, который сейчас переживаю и переживать буду еще долгое время. Чужая холодная рука касается моего колена и холод, пусть даже и через плотную ткань проносится по всему телу, разнося мерзкие мурашки, которые хочется смыть обычной горячей водой. В груди все сжимается, будто выкуриваю очередную сигарету без фильтра, которая давно лежит в карманах разных куртках.
Ком в горле не дает хоть что-то сказать, лишь заставляя выдавить и себя тихий писк, который давит на слезы, снова падающих вниз. Кир вглядывается в мое лицо через руку, через волосы на моем лице, слегка наклоняя свою голову в бок, дабы вообще видеть мою морду. Фаланги сжимают мое колено, заставляя обратить внимание на парня, но при виде Кира моя голова откидывается назад. Блять, да просто не может такого быть. Паршиво от всей ситуации и от соленой жидкости, льющийся из моих глаз без остановок, которые видит мой мальчик.
— ну встань, Кир, пожалуйста. — я не говорю, я больше скулю и мой голос максимально тихий, словно разговор может кто-то услышать, что делать категорически нельзя.
— я не встану. Предложение ударяет в голову, теперь все предельно ясно.