Обида поэта

Товарищ Копкин, читая утреннюю газету, совсем удивился тому, что один из поэтов, который участвовал в собрании чтецов стихов у памятника известного поэта, покончил с собой. Он сразу подумал себе: «Ну что за дубина?». Изучая заметку дальше, оказалось, что совершил он это от того, что публика плохо приняла его новый стих. Тогда Копкин совсем изумился: «Ну и слабые духом поэты ныне, зачем так реагировать? Никак не могу понять его действия». Давеча выучился он изучать всякое событие, что казалось ему немыслимым. Было однажды известие в газете о нашествии крыс в городе. Случилось тогда кораблям доставить яд для крыс, что совсем их не травил. Товарищ Копкин решил, что испорченный яд, должно быть, вдвое ядовитее, а не совершенно безвредный. Вот он и принялся искать этот яд. А найдя его — попробовал лично. Не отравился. И даже не помер. Знать, правду написали. Так и в этот раз захотелось ему разузнать о кончине поэта, да и о самом собрании. Товарищ К. подбежал к телефону, чтобы позвонить в газету, но не удалось. Запамятовал совсем о том, как, на днях, один безумный дед-пьяница пролез к нему в квартиру, сквозь щель под дверью, и, в поисках чего съестного, перегрыз белый телефонный провод. Он принял его за макаронину. Деда знатно трахнуло током, что тот аж подлетел под потолок и уцепился за люстру, где он и сейчас сидит. А Копкин просит его уже убраться, но тот отвечает, что боится высоты. Ну, тогда пусть дальше сидит. Телефон дед испортил, поэтому в газету придется шагать пешком. Товарищ К. тогда подумал себе: «Как хорошо, что я умею ходить. Сейчас кааак пойду к газете, да так, что все панночки примутся тут же за мной приволакиваться». Он и пошёл, но панночки не приволакивались, и даже не подволакивались. Шагал Копкин хоть и уверенно, словно являясь единственным, что так умеет, но неумело. А ноги переставлял подобно младенцу, что делает первые шаги, с размахом и сильно топая. Дошагав так до здания газеты, на газетном переулке, он сосчитал до четырёх и вошёл внутрь. Двери ещё не успели за ним закрыться, как он закричал со входа: «Желаю знать о собрании поэтов у памятника! Где они есть?». Девушка, которая сидела на телефонах сказала, что если этот придурок разует глаза и прочтёт заметку до конца, то явно увидит точное указание места, где они собираются. Но, в таком случае, Копкину придётся идти домой дочитывать заметку, а он с таким большим трудом сюда пришёл. Его ступни болели и сильно пульсировали от сильного топота. Поэтому он решил упасть на колени и молить о том, чтобы девушка ему сообщила так, она ведь точно знает. Ему повезло и она правда сообщила. Товарищ Копкин поблагодарил девушку и сразу выдвинулся к памятнику. Добравшись до памятника без происшествий, он обнаружил, что там никого нет. «Верно стоило ещё разузнать о времени у девушки» — подумал он. Совсем не хотелось ему идти обратно, поэтому решено было просто ждать. Сейчас был полдень и совершенно неясно сколько времени уйдёт на ожидание собрания. А вдруг собрания не каждый день? А что, если раз в неделю? В любом случае, товарищ Копкин твёрдо решил ждать сколько придётся. А пока верно будет выдумать какой стих, на всякий случай. Он принялся ходить взад и вперёд подбирая рифмы в ожидании. Проходили часы и подбирался закат, а к памятнику прибавлялись люди в костюмах и шляпах, а панночки – в шляпках. «Верно — Оно!» — подумал К. И вправду, у памятника образовался круг, внутрь которого выступали по одному поэты и зачитывали стихи. Поэзия эта была посредственной, ничего необычного, ничего такого, что хотелось бы запомнить или куда поместить, чтобы больше людей прочитало. А некоторые рифмы были ужасны настолько, что одну проходящую мимо панночку вырвало прямо на землю, когда она краем уха услыхала тот стих. Представьте, что бы с ней случилось, если бы она стояла в круге. Точно бы взорвалась. Но после каждого стиха, даже вот такого кривого, толпа срывалась в аплодисменты и одобрительные выкрики. Каждый поэт не боялся экспериментировать, так как его, в любом случае, поддерживают другие поэты. Они продолжали выходить по одному и вся толпа стала понемногу обращать внимание на новое лицо — товарища Копкина. А когда последний поэт прочитал стих и выслушал овации, то он обратился к Копкину: « А вы, товарищ, тоже поэт? Есть чего рассказать? Приготовил нам чего?». От этого вопроса К. Совсем сконфузился, будто совсем не ждал такого, хотя это самое очевидное, что могло случиться. Он взял себя в руки и сказал: «Да я так, просто хотел про поэта разузнать, правду пишут, что он, будто, от того погиб, что его стих не приняли?». На что ему отвечает одна дама из чтецов: «Это тайна, строго между поэтами. Коль не поэт, то не положено тебе знать. А коль поэт, то читай стих, а мы послушаем». Благо, товарищ К. Был готов к такому, ему как раз удалось завершить стих в ожидании. Он не считал его совсем хорошим, но, в сравнении с тем, что тут некоторые читали, его стих был довольно неплох. Да и постоянные овации добавляли ему уверенности и спокойствия. Глубоко вдохнув, он начал читать стих, стараясь ни на кого не смотреть. А когда дочитал, то поднёс одну руку к груди, готовый кланяться под аплодисменты. Но какого было его удивление, когда толпа засмеялась и принялась выкрикивать такие слова, которые не положено цитировать в печатном слоге. Его сердце дико забилось, а на глазах выступили слёзы. Он закрыл лицо руками, и, пробиваясь сквозь толпу, выбежал из круга. Копкин бежал домой не глядя под ноги, ничего не замечая. Только у самого дома в его голове стали образовываться ясные мысли: «Какой смертельный позор, меня совсем высмеяли». Поднимаясь в свою квартиру он думал только об этом. Уже внутри – ходил кругами думая и думая. Немного после, он надел свой лучший костюм, надушился своим лучшим ароматом и сделал причёску. После чего сел в кресло сказав: «Теперь понял» и ... умер.