чернила и пергамент | кровь и кости

1 глава

Элизу вывел из сонного оцепенения стук в дверцу шкафа - крик ее тети Петунии разбудил ее быстрее любого будильника. Не то чтобы у нее был будильник, у нее вообще мало что было. Тетя Петуния говорила ей, что такие уродцы, как она, уже имеют больше, чем заслуживают, просто живя. Элиза научилась не спорить с этим, даже если не была с этим согласна. За время, проведенное у Дурслей, она многому научилась, хотя ей было всего шесть лет. Она узнала, как готовить и убирать, что не надо задавать вопросов и что такие уроды, как она, ничего не стоят. Она узнала, что ее зовут Элиза (фамилию она так и не выучила, хотя стала называть себя Астра от латинского "звёзды", так как ужасно любила их) и что ее настоящие родители - никчемные пьяницы, бросившие ее в аду, которым был дом номер четыре по Прайвет-драйв. И хотя она не соглашалась с тем, что Дурсли называли ее уродкой, она знала одно. Она была другой. Наткнувшись однажды на коллекцию старых книг, выброшенных Дадли, "Лев, колдунья и платяной шкаф", она назвала то, что умела делать, магией. Она была волшебницей. Поэтому она не позволяла Дурслям влиять на нее, она была лучше их. Другая. И поэтому они не могли ничего сделать, чтобы повлиять на нее. Не больше, чем они уже сделали. Казалось, сегодня все изменится. Тетя Петуния вытащила ее из чулана, поскольку это был именно чулан, и она отказывалась называть его комнатой. Но вместо того, чтобы затолкать ее на кухню, ее вытолкнули через парадную дверь, где ее ждал дядя Вернон, опасно подергивая усами. - Садись в машину, девочка! - грозно приказал он, оглядываясь по сторонам, не шпионит ли за ними кто-нибудь из соседей. Это была одна из тех вещей, которые Дурсли терпеть не могли, - быть замеченными за «ненормальными» делами, а Элиза, со всеми ее странностями, была полной противоположностью того, к чему они стремились. Дядя Вернон захлопнул за собой дверь, усаживаясь в машину, синий автомобиль опасно покачивался, привыкая к весу ее дяди. Элиза тихо проскользнула следом за ним, заметив, что ее тетя и кузина не едут с ними, но знала, что лучше не задавать никаких вопросов. Это было правило номер один - не задавать вопросов. Когда дядя высадил ее в Лондоне, она пожалела, что ничего не спрашивала, но поняла, что в этом не было необходимости, когда дядя заговорил - Мы избавляемся от твоего уродства, девочка, раз и навсегда. Ты не вернешься к нам, если знаешь, что для тебя хорошо, - угрожающе сказал он. Он захихикал, казалось, невероятно довольный собой, и внезапно уехал, оставив Элизу на пороге ее нового дома. Сиротский приют. Прошедшие после этого годы были одними из самых тяжелых. Сказав своё имя воспитательнице, девочка получила поддержанные тряпки, общую комнату с пятью другими девочками и скудные порции еды. Благодаря Дурслям она привыкла к неприятному грызущему чувству голода, но не готова была к борьбе за любые объедки. Каждый день был битвой: за безопасность, за еду, за шанс быть удочеренной и освободиться от нового ада. Каждое воскресенье ее заставляли ходить в церковь, и она получала синяки, побои и пинки от других детей, которым не нравилась странная черноволосая девочка со светящимися зелеными глазами и шрамом в виде молнии, который проходил по правой стороне лица. Они считали ее ненормальной. А потом она научилась использовать свою ненормальность против них, и у них появилось еще больше причин ненавидеть ее. Но тогда они были слишком напуганы, чтобы действовать. Страх был мощным мотиватором, как выяснила Элиза. Несколько сломанных костей, загадочные несчастные случаи, одного мальчика даже сбила машина, когда он переходил дорогу. Трагическая случайность. Все они, конечно, были живы, но теперь все изменилось. Приютские дети стали слишком осторожными, чтобы это было просто совпадением. Но Элиза была счастлива; девочка обзавелась своей комнатой и местом за столом, где подавали скудную еду. Теперь она не была ничьей жертвой. Однако ее так и не удочерили. Она испробовала все возможные уловки. Ангельская улыбка, скромная и застенчивая, счастливая и умная. Но все взрослые чувствовали, что с ней что-то не так. Втайне Элиза подозревала, что воспитательница заранее предупреждала их. Женщина никогда ее не любила и обычно предпочитала держать ее в углу, с вытянутыми вперед руками и тяжелыми библиями на них, до тех пор, пока она не упадёт. Но это было только один раз, когда ее поймали. Первый и последний раз. Так Элиза выросла в детском доме: в поношенной одежде, в разваливающейся комнате, в окружении детей, которые ее ненавидели. Она выросла, зная только свое имя и день рождения и понимая, что в этом мире, во всем этом гигантском огромном мире, она была совершенно одна. Хотя все это по праву должно было бы огорчать Элизу, она признала, что однажды это сделает ее лучше. В конце концов, маловероятно, что все может стать еще хуже. Для девочки, которой еще нет и 11 лет, Элиза была очень уверена в своем месте в мире. Пришло письмо и все изменилось. «Сегодня явно необычный день», — думала Элиза, спускаясь по скрипучей лестнице приюта к завтраку. Ее разбудило уханье совы у ее окна, «надзирательница» не заставила готовить сегодня завтрак, и теперь она стала на целый год старше. В 11 лет она не чувствовала себя иначе, чем в 10, поэтому это не делало сегодняшний день таким необычным. Нет, эта сомнительная честь досталась письму, которое ей вручили, когда она села в столовой. Очень редко кто-либо из детей получал письма, меньше всего подобных этому. Элиза изучала его, с любопытством проводя рукой по замысловатой восковой печати, прежде чем перевернуть.
                   Элиза Л. Поттер