Океан

Глава 2

Когда я был маленьким, мы с родителями ездили к дедушке на дачу в деревню «Грибная поляна». У меня всегда было море вопросов по поводу названия, ведь ни полян, ни грибов там не было. Но место было просто прекрасным. Я представлял себя Индианой Джонсом*, становился самым настоящим искателем приключений. Даже были запоминающиеся моменты: встреча с огромным черным волком (на деле это была соседская овчарка Пальма), как я сорвался с Эвереста (упал с крыльца и содрал коленку),-моя фантазия тогда не знала границ, и помогала в этом никому не изведанная деревушка.
Было там домов от силы двадцать штук. Все друг друга знали, да и вообще люди приветливые были, не то, что в городе. Летом приезжали и мои друзья, с которыми сейчас мы не поддерживаем связи—выросли, и приключения закончились.
Как-то с Кешей мы отправились на рыбалку. Без спроса взяли отцовские удочки, накопали червей полное майонезное ведерко и пошли, делая по дороге козью ножку* из старых дедовских журналов. Конечно, рыбу мы не поймали, сломали отцовский спиннинг, который он купил за большую сумму, но зато мы с Кешей не плакали, когда родители лупили нас ремнями. И только дедушка мой, Александр Ефимович Юдин, встал за нас горой.
--И за что вы детей-то хлыщете? Не стыдно? Ай-ай,-всегда говорил он, заводя нас с Кешей в беседку, где поил чаем с вареньем из шишек.-Дети-то мир познают, а вы их...тьфу на вас,-а родители-то не понимали, чего дед так о детях печется. А все просто, у дедушки было слишком доброе сердце. Настолько доброе, что не пропускало мимо себя никакой беды или новости, ничего не пропускало, пока в один день не сгубило его.
И даже когда перешел в старшие классы, я всегда ездил на лето к дедушке в деревню. Тогда-то он мне и рассказал, что гордым музыкальным инструментом в его руках был баян. Правда, был он гордым до тех пор, пока в его жизни не появилась скрипка.
--А мне не нравится звук скрипки. Сверчок и то лучше играет,-как-то сказал я, расписывая глиняную вазу.
--Мне тоже не нравилось, пока эту скрипку я не увидел в руках Лидии Филипповны,-дедушка внимательно смотрел, как мои, еще слегка дрожащие пальцы, вырисовывали цветок на венчике вазы.
--И что же ты сделал?-кисточка немного соскользнула, и рисунок испортился, но дедушка взял кисть в свои руки и нарисовал вокруг цветка узоры, тем самым закрывая оставленный мною дефект.
--Как что? Женился. Вот так и спелись в деревне баян и скрипка,- только бабушка умерла через неделю после родов, и после этого дедушка не женился, посвящая всю свою жизнь моей маме и своему ремеслу.

И сейчас мне впервые понравилась скрипка. С закрытыми глазами я представлял, как смычок плавно скользил по струнам, заставляя их петь, как того хочет его обладатель. И где-то глубоко в сознании я представлял, что он сидит на берегу серой, поросшей мхом, скале, над ним тяжелым экспрессом проносятся грозовые облака, а за скалой волнуется океан. Темно-синий, чуть ли не черный, волнами бьется о склоны, отламывая груды камней. Мелодия провоцирует его на агрессию, гром, как взрыв ядерной бомбы, заставляет волны расти все больше и больше до тех пор, пока они не унесут с собой обладателя скрипки. И эта мелодия была дорогой в пучину непроглядных вод.
--Понятно. Я скоро буду,-из этого дурманящего транса меня вывел голос учителя, который вышел из кабинета. Свинцовые ноги повели его прямо на звук музыки, и вскоре она затихла, оставляя после себя будоражащую пустоту.
Волосы на руках встали дыбом, сердце бешено колотились под мелодию, которую до сих пор воспроизводило мое сознание. Мои новые одноклассники смотрели меня, как на циркового шута, наверное, тяжело им понять, что чувствует мое сердце, а я вообразил себя баяном, который нашел свою скрипку. Конечно, как дед жениться не собираюсь.
И простоял я столбом до тех самых пор, пока учитель не вошел в класс с девушкой, что держала в руках футляр от скрипки. Ее бледность была сравнима только с падающим девственным снегом, розовые губы на фоне напоминали лепестки нежных тюльпанов—эта невинный вид до ужаса будоражил сердце, заставлял мозг переживать самые сокровенные кошмары. И глаза. Точь-в-точь такие по цвету, которым раскрасил в сознании океан. Темная синева на фоне нежной бледности затмевали все другие цвета. Она засела в памяти, и этот цвет пронзил мою душу смертельным выстрелом из револьвера. Для художника подобный оттенок состоит из боли, капли страданий и несбывшейся любви, и таким цветом обозначают приближение чего-то опасного, злобного и смертельного. И в моих глазах это буря, которая принесет страдания всем тем, кто так взволнованно смотрит на нее, как я на повелителя этих разрушений.
Ее тонкие пальцы были по виду сравнимы только с пальцами самой снежной королевы: некая грация в их движениях, будто хирург годами тренировал себя перед тем, как выйти на ринг со смертью. На них были серебряные кольца, застилающее собой белоснежную кожу, как крепость при короле Артуре. Казалось, коснешься, и эта ледяная статуя рассыплется на тысячу остроконечных глыбок, падение которых создаст эхо разбитого стекла. И в ней собралось все: от морской бури до снежной королевы.
Шапка, черного цвета, из приятной, наверное, ткани скрывала за собой что-то еще более волнующее. Что там? Золотистые, горящие под лучами колоски мягкие волосы? Я глубоко вздохнул и перенесся в воспоминания, туда, где когда-то дышал полной грудью. Перед глазами картинками слайд-шоу стали всплывать поля. Рожь, переливающаяся под солнцем, имитировала океан, в котором жили необычные создания. Маленьким я представлял, что оттуда выпрыгиваю розовые киты, издают свой басистый стон, и снова прячутся за золотыми колосками. Будучи опытным искателем приключений я, не жалея сердца матери, прыгал в эту рожь, чтобы найти там сокровища, но дедушка говорил, что все, что я вижу перед собой и есть самое сокровенное в мире. И с возрастом я стал понимать. Но глаза скрывали в себе что-то более ценное...
--Андрей, ты меня слышишь? Садись на место. Начинаем урок,-и дальше все пошло, как в тумане. Тетрадь стала не предметом для записи чего-то нового, она стала для меня проводником в другой мир. Тупым карандашом я старался вывести по клеточкам очертания той скалы, которая предстала в моем минутном видении. И все бы ничего, но руки охватила накатившая от неожиданности дрожь.
-У тебя есть талант, Андрей. Только, как мне кажется, на уроке литературы это неуместно,-в тоне нашего учителя не было ничего металлического. Замечания он делал мне с улыбкой на лице. Я чувствовал себя смущено, понимая, что множество любопытных глаз было направлено на меня, но не те, которые я захотел увидеть. Ее-то взгляд был направлен в окно, и он был зациклен на какой-то пустоте, нежели на окружающих серых пейзажей.
-Вам не кажется. Литература меня вовсе не привлекает, поэтому и занимаюсь тем, к чему душа больше лежит,-учитель хмыкнул, а после подошел к доске и убрал руки в карманы идеально отглаженных синих брюк.
-В таком случае, не хочешь поговорить со мной о своем хобби после уроков?-мужчина присел на край стола, буравя меня своим заинтересованным взглядом. В классе повисла тишина на плотно натянутой ниточке. Все ожидали, чем закончится эта роковая перепалка между работником образования и несмышлёной шпаной.
-Сегодня я не могу. На вечер дела запланированы. Давайте завтра,-тихий смешок, будто по цепочке, пронесся у каждого моего одноклассника, только мое лицо отражало полную уверенность в себе вперемешку с нерушимой серьезностью. Павел Антонович улыбнулся и взялся за учебник.
-Хорошо. Завтра после уроков. Ксения, вас прошу тоже поприсутствовать. Вам будет полезно узнать, что мы обсуждаем на уроках, пока вас нет,-та загадочная девушка перевела свой слегка недовольный взгляд на учителя, но молча кивнула. Ее внимание не уделялось кому-то больше, чем одна минута. Каждый раз ее глаза фокусировались на чем-то более интересном, нежели на окружающих вещах. Она сидела неподвижно, поджав руки к давно изношенной джинсовой куртке черного, как смоль, цвета. Если урок был воистину интересным, она все равно искала развлечения в своей голове, там, где фантазия не имела границ и расплывалась по просторам подсознания, как океан. И что-то подобное было весьма притягательным.
Набросок на листе бумаги не оправдал чары бушующей фантазии. Эти неровности были настолько отвратительными, что вся тетрадь полетела в мусорное ведро. Я не заметил, как ее достал Павел Антонович, но спиной я четко ощущал, что его взгляд направлен ко мне. Отсидеть все уроки было весьма проблематичным. У меня чесались руки, хотелось схватить рюкзак и умчать куда-то за горизонт. Возможно, вернуться в квартиру, которая пропахла клопами, либо же купить билет и отправиться в Москву, чтобы стать там никому неизвестным пятном общества.
На школьных ступенях я встретил ее.
-Привет,-неловкое, проглоченное слово стало для меня чем-то позорным, но она обернулась и одарила меня скучающим взглядом.
-Я Андрей,-ее бровь изогнулась в треугольник, напоминая крыши деревенских домов. Весьма забавно, если не обращать внимание на ее испепеляющий взгляд.
-Ксюша. Тебе чего? –тон был холоден. Острые льдинки ворвались в мое тело, царапая собой все, оставляя после себя точечную боль. Я улыбнулся, чтобы скрыть свой страх перед этой снежной королевой.
-Познакомиться хотел...-она хмыкнула, взяла свой рюкзак и отправилась прочь, оставив после себя лишь холодное разочарование в собственном эго. Я неловко сжал руками ручки рюкзака. Непонимание пропастью разоряло мое сердце. Как я умудрился испортить первое знакомство? От меня плохо пахло? Или она из тех стервозных особей, которые никого кроме себя не видят?
-Даже не пытайся,-раздался женский голос позади меня. Я обернулся и увидел перед собой не менее яркую девушку, которая держала руки в карманах. Она подошла ко мне и убрала каштановые волосы за ухо, смотря вслед уходящей за территорию школы Ксюши.
-Почему?-любопытство всегда было отрицательным качеством у большинства населения. Оно никогда не приводило к чему-то хорошему, лишь заставляло вспоминать человека то, что он гвоздями заколачивал годами.
-Она ни с кем не общается. У нее рак.