Мой лучший друг оказался вампиром. Лови мгновение, помни о смерти.

Глава третья. Движение и тяжесть.

Следующие две недели были такими скучными и неприятными, что я, думалось, умру скорее от тоски, нежели от рака. Бесконечные документы, справки, деньги, билеты, брони создавали чрезмерно удручающую атмосферу, о которой читать вам не захочется, потому писать я об этом не буду. Скажу кратко: билет на самолёт мы купили, хотя, казалось, что получить место я уже подался поздновато. Моё появление в компании глобально не изменило положение, с тем учётом, что Чад и без того переплачивал за места во избежание соседства с незнакомцами, того хуже — фанатами. Как говорил Оливер, Хоффман купил аж по четыре места(хотя нужно было только по два) и в поезде, и на судне. Тогда я подумал, что понял, кого Чад из себя представляет. До нашей встречи мы говорили по телефону лишь раз, и оттого, когда мы пошли оформлять нужные документы, я не сразу его узнал. Чад был одет почти во все тёмно-бежевое: молочная рубашка, застегнутая на все пуговицы, обрамлялась в плечах мягким по своему материалу пальто, брюки были прямыми, со стрелками, слегка расширяющимися к земле и отчасти закрывающими ботинки, давая им возможность разве что взглянуть из-под ткани носиками. У Чада была строгая осанка, прямой, вздёрнутый вверх от самодовольно нос, волосы, собранные в хвост, были цвета чуть темнее его кожи, а на смуглом румянце лица красовались тёмные, выразительные родинки.
Я не читал его журналы, поэтому не знал его любви к шляпам. В нашу встречу, как и во многие последующие, Чад был в шляпе. Он так часто носил головную убор, что, воображая себе отсутствие данного аксессуара на голове журналиста, я чувствовал некую неловкость — мысли казались попросту нелепыми.
Чат разговаривал со мной снисходительно, как будто я потерявшийся первокурсник, а он декан факультета. Я чувствовал, как его глаза кофейного цвета осуждающе оценивали мой внешний вид, но меня это не сильно волновало — я не преследовал цели понравится Чаду или втереться в его доверие, мы были в нормальных отношениях. общались на нейтральной ноте, и этого мне было достаточно.
Я был в прямоугольном пиджаке, накинутым на серый дырявый свитер, кудри ниже плеч в хвост собирать не захотел, но выглядеть от этого неопрятно не стал. Чад был ниже меня дюйма на два-три, чему был явно удивлён, я же и не рассчитывал, что в жизни появится человек, который окажется выше меня, хотя высота моя была не полне впечатляющей, а, скорее, естественной или приемлемой(рост Фрэнсиса — 192 см. или 5,8 футов). Разговоры наши были деловыми, в меньшей степени личными.
Чат нагрубил девушке в кофейне и из-за того, она в напиток кинула сахара больше, чем было нужно. Он вообще любил подчёркивать свою правоту, даже когда в этом не было необходимости — он поправил меня, когда я неправильно прочёл немецкую вывеску на улице. Чад ведь знал, что я лингвист и, возможно, сочту это за оскорбление.
В некоторые следующие наши встречи, которые случились до отъезда, мы даже поговорили, как друзья, и преодолели это мучительное напряжение.
С Оливером же мы до поездки не встретились. Более того, Паркер имел неосторожность выехать в аэропорт довольно поздно, поставив под угрозу наш совместный вылет(слава богу, рейс тоже задержали). Если в компании Чада я чувствовал себя не очень нужным и даже в какой-то степени униженным, то, когда к нам присоединялся Оливер, ситуация менялась колоссально. Паркер сбивал пафос Чада бесконечными подколами, что не могло меня не радовать. Стоило журналисту сказать хоть слово, художник сразу его возвращал с небес на землю. И никому не было от этого обидно.
— Боже, почему в «Duty-free» нельзя сделать побольше места? Как будто магазин не рассчитан на людей с чемоданами. И без того в самолете чуть в обморок не упал от этого невыносимого обслуживания, — закатывал глаза Чад по прилете в аэропорт.
— А еще, Чад, как ты мог не заметить? Они забыли расстелить красную дорожку персонально для тебя! Вздор! — смеялся Оливер, рассчитываясь за шоколадки и виски. — Фрэнсис, как тебе полет?
— Нормально. Я же первый раз за границей.
— Да? А, точно, ты говорил. Любуйся Дублином, потому что городок, куда мы едем, страшно маленький. Там человек... тысяч тридцать или пятьдесят.
— Точных данных нет, — поправил его Чад. — На острове один город и несколько маленьких деревень, также в лесу или около него расположены одиночные дома, не принадлежащие территориально ни к одному населенному пункту, там живут... скажем так, отшельники или владельцы ферм.
— Спасибо за справку, мистер научно-популярная литература. Кстати, кто-нибудь хочет есть?
— Так нас же кормили в самолете, — возразил я и сразу пожалел об этом, увидев непонимающие взгляды моих компаньонов. Они явно не были довольны едой, предлагаемой авиакомпанией, и удивлены тем, что ею был доволен я.
— Просто мы спали, — Оливер сунул кошелек и покупки в коричневый рюкзак. — У нас не будет времени остановиться в городе и искать место там, предлагаю поесть здесь и сразу ехать на вокзал. Кто ж знал, что рейс задержится...

Казалось, Оливер решил не задерживаться в городе в частности из-за моих проблем со здоровьем. Я действительно задерживал ребят своими постоянными походами в уборную, потому что мне надо было очищать желудок, принимать лекарства или просто прислоняться горячим лбом к стене в кабинке, тяжело дыша и хватаясь за живот. Я не предупредил своего врача об этой поездке, чтобы не давать ему повод лишний раз содрать с меня деньги. Думал, перетерплю.
В поезде мы провели всю ночь, дорога заняла около пятнадцати часов, а утром пошли по воде до острова. Такое судно я видел впервые и, честно говоря, затруднялся дать ему название. Оно было небольшим, однопалубным, но рассчитанным человек на десять, не больше — каюты были двухместные или четырехместные, ресторана или кафетерия не было. Он волн тошнило просто страшно, почти все время я просидел в комнате, а, когда стало получше, вышел освежиться и посмотреть на воду.
Небо было серым и спокойным, темные волны бились о края маленького теплохода, сливаясь с морем обратно. Вот я и за границей Англии уже как сутки, а столько всего пропустил из-за плохого самочувствия. Я чувствовал, как запах моря обволакивает меня изнутри, расползается по венам и всасывается прям в мозг. Вот он, вкус свободы.
Я был на пляжах в Англии, но это не то! Это не было путешествием в стиле «Черт знает с кем, черт знает куда»!

— Пастракомори... — драматично протянул Чад, садясь на дряхлую лавочку вдоль носа палубы. — Фрэнсис, ты ведь лингвист? С какого это языка? Есть какие-нибудь идеи?
Я свел темные брови на переносице и задумался, вытащил одну руку из кармана и указательным пальцем почесал кончик горбатого носа. Все люди думают по-разному.
— По-моему это что-то по-румынски. Дай мне минуту, кажется... Это слово соединено из двух, «пастратор», что означает «хранитель», и «комори» — сокровище.
— «Хранитель сокровищ», получается? Это интересно, очень интересно.

«Когда ни в чем не разбираешься, весь мир кажется удивительным и загадочным» — подумал я и, слава Богу, решил промолчать.