Второе дыхание

12.

Аким Акимыч, Лука и Профирий  сидели на  камбузе. Они часто просто говорили о чëм-то, подъедая хлеб.
– Вы заметили, что с Марком и Игнатом Павловичем что-то случилось?
– О чëм ты? – не понял кок лоцмана.
– Да, о том! Они ж всегда как отец с сыном. Да, у Игната ещё тот характер, но он о нём так печëться после смерти отца, – не выдержал боцман. Мужчине явно не нравился разлад.
– А сколько уже? – почесал затылок Лука.
– Уж лет 6, – понуро ответил Профирий. – И Лилит. 
Втроём они молчали, будто чтили память ушедших. Заруцкий пару раз сделал жест кулаком и прочитал какие то молитвы.
Мужчины внезапно замолчали, их глаза наполнились грустью и тяжелыми мыслями. В их взглядах отражалась боль от воспоминаний, которые вновь вернулись к ним.
– Время летит, – вздохнул Аким Акимыч. Лука сделал смешок, тем самым разрушив нервное и тоскливое молчание.
– Вспомнил, как они здесь бегали босиком по кухне.
Мужчины немного оживились.
– А помните, как они прятались в трюме и делали там тайник с кладом?
– Я помню, как принëс как-то пачку сдобных сладостей, а они её вдвоём за пол часа, – у кока в голосе чувствовалась тоскливость и  некая радость. Они посмеялись, но в их смехе была заметна горечь.
Сколько бы они так провели, вздыхая о былом? Час или два, но тут дверь отворилась совсем немного и вошла Анна, она также тихо закрыла её, стараясь избежать скрипа, который обычно раздавался от одного шевеления.
– Моя дорогая, ты чего?
– Можно мне что-нибудь приготовить, а то как-то мне нездоровиться, – растерянно ответила Аня.
Все трое переглянулись.
– Конечно-конечно,  – согласился кок. На этом посиделки были закончены.
Профирий проводил друзей и подошёл к Аннет.
– Моя дорогая, тебя что-то тревожит?
Аня протëрла царапины на руках, которые не давали ей покоя. Ах, прелестные ручки и все в порезах!
– Да, – вяло отозвалась девушка. Старик замолчал, выжидая. – Белла не в порядке. Да и мне тревожно, зная, кто нас мог преследовать.
Её голос осип. Анна не хотела ещё раз встречаться с князем. Особа облокотилась спиной на ящик и обхватила руками колени.
Кок присел на табурет рядом с ней. Вид несчастной и напуганной девочки надломил его сердце. Несмотря на свой преклонный возраст он всё ещё болезненно воспринимал чьи-то проблемы.
– Аннет,мне, кажется,что лучшее, чем ты можешь поддержать свою сестру это – просто быть рядом. Всякие добрые слова будут лучше, чем пустые переживания.  Главное, чтоб вы для друг друга оставались главным.
– Спасибо вам, – немного улыбнулась девушка.

***

Стемнело. Вечерний бриз приятно холодил кожу, неся с собой аромат солёной воды и свежести. Аннет тихо спускалась в свою каюту, когда вдруг услышала тихий шепот, долетевший из каюты матросов, который заставил её вздрогнуть. Она спустилась по ступенькам, сердце застучало в тревожном ритме. Аня никогда не подслушивала чужие разговоры – это не этично. Но слух девушки привлекло её имя, повисшее в воздухе. Ругая себя за это, особа подошла совсем близко к двери.
– ...ничего, что она вся из себя такая...праведница ? – голос первого матроса был хриплым, с нажимом.
– Говори прямо ханжа!
– Да, они с сестрой,будто разные люди! Белла хотя бы не строит из себя невесть что. А эта... –  второй матрос усмехнулся, и Аннет представила себе  глумливую усмешку на его лице, – хоть и красива, как картинка, но... – он  замолчал, но Аннет уже всё поняла.
Вдруг холодная волна,  чувство унижения  прошло через  неё. "Ханжа", "с сестрой,будто разные люди" – эти слова, словно острые  ножи,  впились  в  самое сердце. В её голове всплыл образ Беллы – свободной, смелой, живущей по своим правилам. Аннет  не  могла  ей  подражать,  ведь  она  была  другой.
– "А  может они  правы?" –  прошептала  она  себе.  –  "Я  действительно  ханжа?"
Она  медленно  повернулась и,  придерживаясь за поручни, пошла в  свою каюту. В  глазах у нее стояли  слезы. Анна собиралась как прийти выплакаться.
– "Ведь я не сделала им ничего дурного. Мы ведь так мало встречались. Как же я?"
Ночь и так была тосклива без Беллы. Так ещё и невыносимые вопросы посещали её. Она не смогла ответить, почему произвела такое впечатление на матросов и меж тем ещё больше задумалась над их правдивостью.
– "Кто же я?" – с этим она и уснула.