Оставшаяся Вечность

Глава XII

- Ай-яй-яй, Союз, неужели это то, за что мы воевали, ты что, закрутил роман с этим фашистом? - не унимался никак Америка, опыт, полученный на прошлом собрании, видать, пролетел прямо мимо него. Иначе как объяснить его поведение.
Это собрание, которое является общим, оно проходило четвёртого мая и было полностью приурочено к победе над фашистом, его каждый год выделяли с этой целью. Победители настояли на его ежегодном проведении. Эта победа для них значима. В эти дни выигравшие возносят своё эго до небес, а вот например Италия, обе Германии и Япония стараются не показывать своего плохого настроения и радоваться со всеми освобождению от фашизма и нацизма. КИ и ЯИ в это время просто молчат и не обращают ни на что внимания, а вот НГ впервые прочувствует этот праздник. Он долгое время сидел в тюрьме, где даже не знал который час, день и год, просто существовал, умирая от скуки. Даже не представляет, что с ним будет там. Ежегодно Стефано и Такахиро принижали там, да и не только их, также несколько других воплощений. Например, их детей и ГДР с ФРГ.
Так как самый главный нацист сейчас на свободе планируется целый день издевательств над ним, СССР же постарается в этом сильно не участвовать. Все, кроме проигравших стран, сейчас находятся в зале собраний, несмотря на то, что его начало будет лишь через час, они обговаривают последние моменты и готовятся к целому дню наслаждения и получения удовольствия от издевательств над виновником. Ему уж точно будет несладко.
Вот и начинается исполнение задумки, только немцы вошли, их всех отвели в сторону, а нациста выставили прямо в центр зала.
- Ничего не хочешь сказать? Может хоть что-то нам объяснишь, мы всё таки столько лет в неведении живём, какие же у тебя были причины помимо тех, о которых мы и сами догадались? - говорил ООН.
Опустив голову, Адлер просто смотрел себе под ноги и мотал головой в знак отрицания - он отказывается говорить хоть что-то, он будет молчать весь день, делая себя идеальной целью, сам это осознавая и не пытаясь избежать ничего, что его ждёт.
- Надеюсь ты почувствуешь всё, что мы ощутили за 6 лет этих мучений, которые ты нам благополучно устроил. - это сказал Польша, немного ухмыльнувшись, предвкушая.
Далее НГ передёрнуло, он глотал свой яд, который неимоверно хотел выпустить, отвечая на каждую фразу этих... по его мнению, придурков. Только слыша чьи-то голоса, он сразу дёргался, и всё его лицо перекашивало от отвращения, тут он просто не мог сдерживать эти порывы, поэтому опускал голову, дабы никто не увидел его сведённых бровей, широко раскрытых глаз, выражающих явное раздражение, и ужасного оскала, всё это скрывалось за свисающими вниз волосами. В этот момент его флаг, бывший бледным в начале дня, набрал цвета и яркости, это означало явный прилив злости и затрачивание большего количества энергии на поддержание облика. Обычно он над ним сильно не сокрушался, ходил бледный и всё, зато меньше сил тратил.
- Ой, неужто обиделся наш любимейший ублюдок. - провоцировал поляк.
Они всерьёз задумывали его выбесить, заставить бурно отреагировать и на этом основании посадить обратно в тюрягу. Но с этим уж как получится. Но Союз уж точно этого не хотел, надеялся, что он вытерпит, ведь ждать ещё вечность он не намерен. Второй раз его точно не выпустят оттуда, он и сам это знал, значит будет терпеть до последнего.
Избить они его не могли, на это не было сильных причин, это было бы возможно, только если бы они были. Значит будет только моральное давление. А дальше он и сам себя доведёт до худшего. По крайней мере так думают остальные.
После каждого едкого замечания он дёргался и сильнее заводился, при этом стараясь сдержать себя полностью, в итоге, так и простояв всё собрание, он, наконец, стал свободен, все разошлись, ООН предпочёл поскорее покинуть это место, как и все остальные, только СССР остался в зале вместе с НГ, которого дожидались в машине.
- Надо поговорить. - единственное прозвучавшее в тишине.
Подойдя к СССР для удобства, немец наконец спросил:
- Чего тебе? - каждое слово он проговаривал с некой злостью, накопившейся за весь день.
- Завтра, или вернее уже сегодня, я заеду за тобой, съездим куда-нибудь. Где-то в районе пяти часов.
- В каком смысле?
- Это будет свидание. Всё таки я заслужил, столько за тобой ухлёстывал, да к тому же у меня праздник нынче. - спокойно проговорил коммунист, его голос звучал успокаивающе.
- Ладно. Только не факт, что меня отпустят.
- Я уже поговорил с твоим отцом, он разрешил, пришлось долго его уговаривать.
- Видимо, мне никак не отвертеться от этого.
- Конечно.
Весь день ощущая давление он был просто до невозможности напряжён и только сейчас начал чувствовать облегчение.
- До завтра. - тихо проговорил коммунист, обняв нациста на последок.
Тот только дёрнулся и ничего больше. Чуть покраснев от неожиданности, он ушёл, оставив Виктора одного.
Наконец выйдя из зала Собраний, он отчаянно пытался вспомнить где выход, память его подводила в последнее время, да и трудно что-то запомнить, потому что это всё пришлось делать заново, во время заключения он забыл как выглядело это здание, его планировку и т.д. Тут был выбор, либо идти направо, либо налево. Так и не определившись, он просто застыл. Пока сзади не послышался звук открывшейся двери, её хлопок при закрытии, и не почувствовалось чьё-то похлопывание к его плечу.
Это был СССР.
- Ты чего тут стоишь? Тебе плохо что ли? - эта фраза была произнесена с лёгким удивлением, она послышалась у него за спиной, прервав тишину.
Ответ пришлось подождать, нацист пытался вспомнить, что означают эти слова на эсперанто, а после как на нём сказать о причине своего нахождения здесь, языки он тоже уже подзабыл, долго оставаясь без практики он сразу терял способность что-либо делать. Такова его проблема, от которой никак не избавиться.
- Я забыл где выход. - в итоге, он просто сказал это на русском.
Он знал много языков, от каждого забыл разные части, к счастью, он спокойно говорил на русском в прошлом и смог ответить на понятно для оппонента языке.
Это повергло СССР в шок.
- Ты что, говоришь на русском? - это тоже прозвучало на языке Совета.
- Да, я раньше иногда на нём говорил. Просто я не смог вспомнить как это будет на эсперанто. - чуть растерянно проговорил нацист, помедлив, он надеялся, что сказал всё правильно, и его поняли.
- Давай провожу тогда. - сказал Союз, с мягкой улыбкой глядя в лицо немцу, тот лишь кивнул и поплёлся за ним.
Адлер немного отставал, поэтому СССР взял его за руку, он был слишком сонным и уставшим за сегодня. Это выглядело как будто Виктор тащит его за собой. Наконец подойдя к парковке, они застыли, тут стояло много машин, а фриц забыл как выглядит машина, в которой он каждый месяц дважды сюда ездит, и которая стоит в гараже его дома. Номер её он тоже забыл, пришлось немного постоять, потом Союз спросил:
- А как выглядит машина ты тоже забыл?
- Да.
Совет почесал затылок и поискал глазами машины немецких марок, они вполне могли быть искомыми, далее обращал внимание на размеры, там должна была уместиться вся семья НГ. К счастью, вся парковка была освещена.
У того же было плохое зрение, хоть он и носил очки, в тёмное время суток он не очень хорошо видел.
Найдя подходящую машину, смотря на парковку с крыльца, он всё таки пошёл к ней, при этом продолжая держать нациста за руку, тот не сильно то и был против, это лучше, чем заблудиться где-нибудь по дороге.
Это и вправду оказалась та машина, которая была нужна. Когда они подошли к ней поближе, из неё вышел ФРГ, находившийся на водительском сидении.
- ФРГ, вот твой пропащий родственник, заблудился он немного. Вы его одного не оставляйте. - произнёс Союз, передавая руку возлюбленного его сыну, тот же сразу взял её.
- Спасибо. - единственное что промолвил младший немец.
- Не забудь, завтра в пять, пока. - сказал он это, быстро чмокнув в щёку свой предмет обожания, и скрывшись в темноте, ответа так и не последовало.
"Много он себе позволяет сегодня" - пролетело в мыслях у зардевшегося нациста, даже не успевшего отреагировать, в то время как его сын удивлённо глазел на него, собственно как и остальные, увидевшие это через окна будучи в машине.
Через мгновение его уже посадили на заднее сиденье к Пруссии, ставшему мгновенно натирать его щёку только что вытащенной из упаковки влажной салфеткой. На его лице виднелось некое раздражение, как и на лице ГИ, остальные же как-то мирились с этой мыслью.