Мир, что закован в цепи

Ханджи улыбалась мечтательно, подставляя лицо солнечным лучам и смотря на необычайно яркий, чистый небосвод. Мир, что до этого прогибался под гнётом титанов, впервые затих. Настало хоть и короткое, но затишье, которые они используют на то, чтоб изучить способности Йегера и быть готовыми к новой, неизбежной атаке.


Люди боялись ужаса, что наводили чудовища, которым Зоэ ласково давала имена, и надеялись лишь на то, что стены спасут их. Но они не спасали - сотнями люди гибли, съедёнными титанами. Они умирали, не имея захоронений, умирали, и в последние мгновенья жизни чувствовали лишь ужас. Никто не мог смириться со своей судьбой - никто не желал погибнуть.

Однажды Леви, извечный чистоплюй и сильнейший воин человечества, сказал ей, брезгливо смотря на неё, воркующую с подопытными титанами, что такие как она, обычно, умирают первыми. Но пусть она и была безрассудна, но оставалась сильной и ловкой, с лёгкостью вонзая острые лезвия в горячую плоть и вырезая куски мяса на шее чудовищ. Она была, есть и будет той, кто, не смотря извечно громкую восторженность, с лёгкостью прервёт жизнь чудищу, убившему её товарищей, а в иной миг расплачется, тоскуя по мирной жизни и уже убитым Бину и Сони, которых она так долго исследовала, и которым дала имена. Ханджи Зоэ всегда была отважной, заслуживающей восхищения женщиной, что боролась за спасение человечества. Такой её помнили и видели, удивляясь, насколько серьёзной она становилась, и сколько обречённости было в её глазах. Оступись она однажды - и это прервёт ей жизнь, которую она окончит в пасти уродливого титана - это ничем не прикрытая истина, которую она отлично знает. Возможно, Капрал Леви спасёт её, а может, с горечью посмотрит на её обезображенное тело, беря её ладонь в свою, и обещая, как и Эрен, уничтожить титанов, что прервали её жизнь. Зоэ не знает, какова будет реакция беспристрастного Леви на её смерть, и надеется, что и он не узнает.


Спроси у капрала, любил ли он когда-либо, он без промедлений ответит «Нет», и будет честен даже с самим собой. Он не любил и не испытывал опьяняющей страсти, лишь старался выжить в столь жестоком, ужасающе жестоком мире. Именно выжить - под гнётом титанов, под давлением стен. Защищая человечество, он думал о том, что, возможно, его мать желала ему другой жизни, и была права. Пускай сейчас он живёт в чистоте, и имеет возможность питаться достаточно, дабы утолить голод, но это становится ничем в сравнении пускай и с мнимой, но возможностью свободной жизни, где он не будет скован цепями обязанностей, и впервые ощутит свободу.
В Зоэ он находил отдушину, видел такого же загнанного человека, как и он сам. Возвращаясь с очередной вылазки за стены, он был даже рад слышать недовольные речи этой женщины по поводу того, что её не взяли с собой, и называть её вновь и вновь «Очкастая», одаривая холодным, лишённым эмоций взглядом. А она в ответ недовольствовалась, и вдруг начинала восторженно рассказывать о титанах, будто отлично понимая, насколько сильно это выводит его из равновесия. Их «дружба-ненависть» длилась недолго - ровно до тех пор, пока для Капрала она не единственным человеком, из всех ныне живущих и известных ему, кто понимал его отчаянное стремление окончить столь долгую борьбу с титанами - часто аномальными, и уже не лишенными всякого рассудка, стремящимися очистить Землю от людей, что жили под их гнётом и боялись возможной гибели. Тогда, после очередного возвращения из-за стен, Зоэ любезно предложила ему помочь с раной на руке, которую он получил из-за внезапного отказа его привода пространственного маневрирования, и он не отказал - согласился, слабо кивнув, и последовал за ней в её комнату, где она, достав аптечку, перебинтовала его руку, и, опустив взгляд, призналась, что волновалась. Она была измучена жизнью в стенах, в постоянном страхе и борьбе - он понимал, и не погнушался прижать её к себе на несколько секунд, тихо прошептав «Спасибо». «Спасибо» за то, что волновалась за него. Она не отпрянула от него, не шикнула недовольно - сильнее прижалась к нему, и позволила себе заплакать. А он касался руками её каштановых, собранных в извечный высокий хвост, волос, и спины, скрытой тканью жёлтой рубашки. Аккерман не умел утешать, и мог лишь позволить ей поплакаться на его груди. Тогда он впервые был в её комнате, и утомлённым взглядом смотрел на её обитель.

А в её комнате было на удивление чисто, учитывая, что это комната именно Ханджи, что, казалось, всё свободное время проводит рядом с титанами. Слабый свет зажженной свечи, что стояла на её столе, заваленном бумагами, освещал комнату. Рядом с кроватью, запрятанные в небольшом шкафу, дверца которого осталась открытой после извлечения оттуда аптечки, оставались её юбки и платья, что она ни единожды не надевала - не находилось случая быть просто женщиной. Вокруг лежало множество папок с докладами, результатами её исследований и отчётов. Её кровать была аккуратно заслана, а на подоконнике стоял горшок с цветами, что, наверное, почти не требуют полива. Простая, как и сама Ханджи, комната.


- Эй, очкастая! - капрал бесцеремонно вырвал её из её же размышлений, - Подымайся, и следуй за мной.


Зоэ в ответ лишь хмыкнула, вставая с нагретого под лучами Солнца камня, и бросая кроткий взгляд на членов их отряда, что, по приказу Аккермана, недовольного их стычками, чистили конюшни, скрывая улыбку, пробубнила «Чёртов чистоплюй!», поправляя съехавшие очки. Так она говорила теперь, скорее, ради приличия, чем из реальной нужды.
В его комнате она будет просто сидеть рядом, что-то рассказывая, пока капрал будет разгребать кипы бумаг. Но для них это стало чем-то привычным и до боли нужным просто из-за того, что в одиночестве отчаянье порабощало их разум, заставляя по крупицам терять рассудок.


Между ними нет любви - просто что-то, что сильнее обычной привязанности. Просто они вместе смотрят на мир, что закован в цепи.