Она смотрела на клавиши допотопной печатной машинки, как на горячие угли. Что, если Господь сделает её орудием кары и раскалит их,
обожжет пальцы до кости за всё, что она ими делала, за всё, что она напечатала, за стопки испорченной бумаги, за кровь, вытекшую из его
раздробленного виска?
Её новый дом был очень мил, один из тех чудесных кукольных особняков на
витрине магазина игрушек. Она и ощущала себя куклой: с одной стороны дома —
сизо-голубой фасад и резные белые ставни, с другой — нет стены, и кто-то подсматривает за ней, тянет руки, переставляет мебель, разыгрывает нелепые сценки. Вот к ней пришла румяная доярка, хочет обменять две бутылки молока
на сказку для страдающего зубной болью ребенка; вот заглянула старуха из
прачечной, предлагает крахмал для передников за «какую-нибудь славную
книжонку».
Она постарается что-то состряпать к следующему четвергу. К субботе. Может, к
понедельнику. Оставьте молоко, конечно, спасибо, отсыпьте немного крахмала.
У неё была одна валюта в этом кукольном мире: слова. Люди жаждали слов, они
жадно глядели в рот новой Шахерезады.
Они не знали, что дорога в ад устлана именно словами.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Assolo
General FictionВсё, за что берётся Ронда, рассыпается в прах, хоть внешне и держит прежнюю форму: что карьера, что брак. От шаткой реальности она убегает в писательство, но даже там не преуспевает: у её опусов находится лишь один преданный читатель. Сближаясь с ни...
