Омниум

Омниум 1.0

С такого близкого расстояния казавшиеся округлыми стены небоскрёбов выглядят идеально прямыми. Хотя, возможно, это и вовсе не скопление строений, а одно большое здание причудливой формы.

Флуоресцентные указатели бирюзового цвета, парящие в воздухе и горящие на стенах, распределяют бесконечный людской поток на шеренги, которые уходят к своим лифтовым платформам, способным уместить явно не одну тысячу человек за раз.

Гонимый всеобщим нетерпением, пытаюсь вспомнить номер уровня, на котором должны встретиться Лжеандрей и Эдуард Владимирович. Наконец взгляд цепляется за горящую над платформой чуть левее меня надпись «Уровень 947, 1947 год». Туда-то мне и нужно.

Продираюсь сквозь воодушевлённую толпу к платформе и успеваю протиснуться между старомодно одетыми людьми прежде, чем выдвижной поручень закрывается, и круглый фрагмент пола диаметром не меньше ста метров приходит в движение. Он бесшумно поднимается вверх к теряющемуся во тьме потолку.

Мы уже находимся на высоте десятиэтажного дома. Стараюсь не смотреть вниз. Над нами на вдвое большем расстоянии вдруг вспыхивает диск света. Платформа приближается к нему и ныряет внутрь, попадает в огромную прозрачную трубу. Слоями торта мелькают несколько неземных локаций с футуристическими домами и летающими автомобилями, разделённые толстенными коржами бетона, а затем мы замедляемся и останавливаемся. Поручень отворяется, а стекло лифтовой шахты с шумом отъезжает в сторону.

Нас обдаёт запах летней ночи. Стрекочут сверчки. Где-то за кованным забором в пруду квакают лягушки. Впереди начинается улица, освещённая редкими фонарями. Сквозь деревья проглядывается вход в залитый музыкой парк. На танцплощадке мелькают кружащиеся парочки. Слышится хохот. Через дорогу о чём-то беседуют окутанные дымкой мужчины. Не могу узнать местность, но понимаю, что это точно не Санкт-Петербург. Скорее, какой-то собирательный образ городка из сорок седьмого года, на окраине которого мы оказались.

Вместе с остальными покидаю платформу. Над нами полное звёзд бескрайнее небо. Пространство кажется бесконечным, хотя на самом деле мир этот ещё более искусственен, чем Перспектива Омниума. Но он кажется куда более натуральным. Ведь в нём нет аляповатости смешения эпох. Здесь летняя ночь тысяча девятьсот сорок седьмого года, и люди, которые знают и любят этот период. Словно не на громадном лифте поднялся на один из этажей монструозной башни, а в машину времени прыгнул.