Ван Ибо ребенок, который остался без родителей и был помещен в детский дом на несколько лет. Вскоре его забирает брат отца. Однако все не так радужно.
Этот урод решает продать Ибо на органы в уплату долга. А должен он Сяо Чжаню, который не простой ю...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
— Ян Цзы, это же нормально, что я сейчас напишу ему письмо. Как думаешь, он обиделся? А прочтет? — тараторит Ибо.
Вот уже несколько часов они сидят вдвоем в комнате Ибо. Они уже поужинали, обсудили скрываемую Ибо болезнь. Ян Цзы прочла долгую и мучительно нудную — взрослую речь о безрассудстве. Мол, если бы ты сказал раньше и так далее по нарастающей.
— Ты напиши главное, прекращай задавать такие вопросы. Сонджу продолжал писать, значит — не сдался. Угомонись и просто напиши все, что считаешь нужным, — с легким раздражением, произнесла Ян Цзы. — Ты все еще такой ребенок, — подметила она.
— Эй! Я же переживаю. У меня не было возможности написать ему, а теперь у меня столько информации, что я даже не знаю, с чего начать, — выдохнув.
— Начни с того, чтобы просто ответить на его вопросы, а дальше само пойдет. Я пойду, уже поздно и ты не засиживайся, тебе завтра в больницу, — предупредила Ян Цзы его.
Ян Цзы попрощалась с ним так же, как она делала это в детском доме — поцеловав того в лоб, и пожелав сладких снов. Ибо вытер лоб, приговаривая, что уже не маленький. Однако, боязнь темноты все еще его преследовала, а после того, что случилось и подавно. Ян Цзы улыбнулась и ушла. Она останется здесь. И знание этого немного успокаивало Ибо.
Начать письмо и вправду было тяжело.
А начал Ибо с простых слов — «прости меня». Вроде ничего особенного, но ведь он не отвечал столько времени.
— Эх...прости Сонджу, — выдохнув, Ибо принял удобное положение на кровати и стал строчить все, что приходило в голову. В итоге, Ибо заснул на кипе листов — черновиков.
***
Чжань проводил доктора Кана и все же закурил. Вышел на балкончик, и смотрел на садящееся солнце. Вздыхал настолько тяжко, что самому становилось тошно и одна сигарета превратилась в пять. Солнце давно село, а Чжань все так же стоял на балконе.
