Когараси.

«Ветер дул...»

«Когда мы встретились, все радовались началу лета. А сейчас уже декабрь».

Чуть больше полугода третья высшая луна добивался доверия пламенного, словно плёл верёвку, стараясь над каждым пугающе тонким волокном, готовым разорваться из-за одного неверного шага. Чтобы потом сбросить всё в гигантскую яму, где хранился бесполезный мусор. И Аказа уже успел бесчисленное количество раз пожалеть о том, что насильно не пустил свою кровь под кожу столпа; что позволил ненужным эмоциям, веками державшимися в узде, сорваться с цепи; что глубоко наплевал на свою сущность, мысля так, будто у него хоть что-то выйдет, даже не говоря о романе.

Но ведь вышло именно так, как он хотел. Пусть сочетание "демон и истребитель" звучит как нонсенс, что-то нелегальное, Аказа был счастлив. Был счастлив видеть, как эти чёрные брови сердито опускаются, а сам их носитель, в качестве приличия, протягивает демону шарики данго, насаженные на деревянную шпажку. И Аказа с удовольствием принимал подобные презенты, хоть и его организм отторгал людскую пищу, не позволяя прочувствовать всю её сладость.

И вскоре все приятные воспоминания он был готов обратить в бремя. Нет, готов точно не был. Ему пришлось.

Слова Кибуцуджи врезались в барабанные перепонки, словно холодная сталь. «Убей, убей, убей. Убей или умри сам» – и Аказа понял, как же был неосторожен, раз дело дошло до решения судьбы своего счастья. Мысли в панике бегали по извилинам, бились обо все стенки без устали, заставляя прародителя лишь скривить свою мерзкую — так демону казалось с тех пор — физиономию, как всегда, глядя сверху вниз на своего раба.

Титулованный явно был не из тех, чтобы просто взять и рассказать обо всём на свете, закрыть гештальт. Он лучше будет терпеть надоедливые расспросы, на которые никогда не последует ответ; вечно лгать, в попытках уберечь от неизбежного. Это и было неизбежно, их отношения с самого начала были обречены. Аказа это прекрасно понимал, но всё равно копал всё дальше и дальше, не смог  встать на месте, махнуть рукой и развернуться. И маленькая ошибка привела к тому, что уже давно позабытая история вновь повторяется.

Каждая капля крови мгновенно заметалась снежными хлопьями на ветру, но это длилось будто бесконечно, проливая на белёсое полотно багровую краску. Изо рта постоянно вырывались густые клубы пара, обжигая такую нежную плоть. И единственный глаз, ещё не скрытый за чёрной повязкой, грустно смотрящий прямо на полосатую физиономию. Окровавленные губы, растрескавшиеся на холоде, с трудом разомкнулись.