Черное и белое

Часть 1

У Адидаса глаза мертвые и уставшие. Такие, что как заглянешь про себя думаешь: «что, мужик, настолько все хуёво?». Вова уверен—всё у него заебись. В армии отмотал, домой вернулся, сейчас жить начнет, только как жить пока не знает.

У Вовы всё заебись, но только спать по ночам не получается. Службу в Афгане ему в память сургучной печатью поставили. Хер ототрешь, хер оторвешь. Ну ничего, сейчас жить начнет и пройдет.

—Маратик!

В руках сумка, на плечах рюкзак под завязку набитые, но Вова не чувствует, что тяжело и, что пальцы подмерзают. Дома дышится легче. Куртка военная теплая, аж жарко в ней.

Маратик со всех ног бежит к брату, перепрыгивает забор, обнимает крепко-крепко и орет, чуть голос не срывая:

—Вован!

За ним толпа несется, у всех глаза по пять копеек.

Вова его по голове гладит и думает, что точно жить начнет. Брательник подрос, возмужал, теперь хоть на пацан похож стал.

—А я думал ты только на следующей.

Марат улыбку сдержать не может. Соскучился, два года все-таки не видел. Хоть не родного, но любил. На бетонное ограждение сел, ногами болтая.

—А ты чё, пришился все-таки смотрю, —Адидас руки всем по очереди жмёт и сам улыбается, —А чё не пишешь нихрена?

—Я думал вас там читают.

—Кому ты нужен то кроме меня, Маратик?

Марат на ноги спрыгнул, улыбался, а Адидас вдруг нахмурился. Смотрел пару секунд хмуро. Глазами с ног до головы пробежался.

—Ты чё америкосом стал?

—Нет, —у Маратика растерянность в глазах. Занервничал, брат для него большим авторитетом был, хотелось, чтоб Вовка с уважением относился, равным считал, а тут что, оплошался уже выходит? Сам за что не знает.

—Ты знаешь что эти твари стингеры духом поставляли?

Марат головой мотнул и наконец-то понял о чём тот. Кепка-сеточка. Та самая, которую они с Пальто из комиссионки стырили, с такой яркой надписью «USA» прямо посредине.

—Нахрен сними.

Быстро, в эту же секунду Марат сорвал кепку с головы и в руках зажал. На Вову из-под оба поглядывал, боязливо слегка и думал насколько сильно сейчас в морду получить может. Но тот свою шапку меховую снял, что в казарме выдали, и пацану на голову надел. Другое дело, подумал про себя Адидас. Морщинка между бровей пропала, глаза подобрели, а губы легкая улыбка тронула.