Истории беспокойной жизни

Ралли Лондон - Мехико.

Ралли Лондон-Мехико.

Следующие два дня были выходными - суббота и воскресенье. Многих родные увозили по домам, «иногородцы» же оставались в диспансере и каждый искал какое - либо занятие. Чаще всего собирались в большом холле с огромными окнами, по середине которого стоял рояль.
Кто -то играл, кто - то пел или просто собирались из разных палат поговорить, поделиться новостями, позадавать вопросы опытным «старожилам». В субботу после обеда Денис с профессором читали журналы, когда в палату приковылял Олег и сообщил:

- Ден, там в холле у рояля Ваня Астафьев про ралли Лондон - Мехико рассказывает . Слышишь, народ хохочет? Забавно рассказывает! Ты ведь его знаешь? Он бывший мотогонщик, чемпион неоднократный. Я специально прихромал, чтобы тебя позвать. Пошли!

Знал ли Денис Ивана Астафьева? Конечно слышал, знал о его достижениях в мотогонках и каждый день следил за командой «Автоэкспорта» на «М-412» в ралли Лондон - Мехико, которое проходило весной этого 1970 года. Он знал, что экипаж Астафьева №21 лидировал до Перу (!), но потом исчез из отчётов, без комментариев, под одним словом «сошёл». И Ден поспешил в холл, чтобы услышать рассказ Ивана:

- В Перу мы зашли на высоте более 3500 метров. Самое высокое место - почти 5000 метров было на перевале перед Ла - Пасом. Выше 3000 метров уже тяжело дышать, а машины теряют 2/3 мощности, еле едешь на второй-третьей, а то и на первой передаче. Кислородное голодание, одним словом. Но когда мы пошли к перевалу выше 4000 метров стало ещё хуже: кружилась голова, мотор едва тянул, а в непроглядной ночи, в пыли кромешной, горную дорогу едва было видно. Но мы шли вперёд, держались, как могли.
Перед самым перевалом (на высоте где-то около 4700 метров) я пересел за руль, заменив Сашу Сафонова. Гена Гаркуша, наш штурман, сидел с полузакрытыми глазами, жалуясь на круги перед глазами. Голова у меня тоже кружилась, но мы тронулись и на первой передаче минут через двадцать начали вползать в первый крутой правый поворот, за которым оказался ещё такой же, а потом стали подходить к перевалу, к самой высокой точке. Пыль, круги перед глазами, справа в фарах стена каменная, а слева в пыли где-то кромка обрыва и крутой поворот влево, вниз, над самой пропастью. Всё происходило как в замедленной съёмке, мысли как жернова: «...пыль, не вижу кромку дороги, пыль кромешная... колесо левое вроде зависает... надо отвернуть...».

Машина всё больше кренилась влево, но не было сил что-то сделать, попытаться выправить машину. Она зависла над обрывом и переворачиваясь через левый борт полетела вниз. Я не пристегнулся при смене Саши за рулём и после первого удара вылетел из машины. Резкая боль полоснула по спине и ногам, я потерял сознание...
Дальше о происходящем мне рассказывал Костя Гирдаускас, который был за рулём «М-412» №71 и шёл за нами: «Тяну к перевалу, в облаке пыли вижу задние фонари машины Ивана и вдруг они пропали. Мы на первой передаче, в туче пыли проходим левый поворот, спускаемся на нижнюю ветку серпантина и останавливаемся, не понимая, что происходит. Напротив нас стоит №21 Ивана и слепит нас включенными фарами. Я кричу, Бубнов и Хольм выскакивают вместе со мной из машины. №21 стоит на колёсах, помятый, водительская дверь открыта, в машине в полубессознательном состоянии пристёгнутые Сафонов и Гаркуша, а Ивана нет. Понимаем, что «тачка», удачно свалившись с 10 метров стоит на колёсах, а где Астафьев? Бросаемся к склону, поросшему кактусами, которые прокатал «М-412 и слышим стон - между двумя кактусами видим Ивана, которому, судя по разорванному окровавленному комбинезону видимо здорово «досталось» от кактусов. Буквально «сняв» Ивана с последнего кактуса мы бережно отнесли его в машину , уложили на живот и решили отвезти в ближнее селение Комарго».
- Придя в себя, - продолжал Иван, - я понял, что кактусы вволю «поиграли» со мной - живого места на теле я не ощущал. Но больше всего досталось спине и задней, «филейной» части, лечение которой я и заканчиваю в этом прославленном среди всех спортсменов месте - под бурные аплодисменты и смех Астафьев завершил свой рассказ, ребята стали расходиться, а некоторые ещё долго «пытали» Ивана, расспрашивая о приключениях в легендарном ралли.

Через многие годы будетопубликовано много «произведений» о вошедшем в историю ралли, но воспоминаниягонщика, который половину гонки лидировал в абсолютном зачёте, рассказываемые сюмором и деталями, неведомыми сторонним наблюдателям, дорогого стоили,воспринимались спортсменами с восторгом, даже с восхищением. Официальноеруководство командой осудило Ивана Астафьева за его лидерство, за риск,за треклятый не пристёгнутый ремень, за амбиции... Но это были амбициивеликого гонщика, неоднократно доказывавшего свой талант в труднейших гонках,спортсменам понятные и потому простимые «прегрешения».