Чересчур тискательный, или Жить надоело?

Часть 2

Нет в мире ничего более умилительного, чем До Кёнсу, уж поверьте мне на слово. Ах да, я ведь это уже говорил. Хотя никогда не устану повторять это снова и снова. Ибо думать о Кённи, говорить о Кённи, смотреть на Кённи, а еще лучше трогать Кённи — это просто смысл моего бренного существования. Жизнь без него — это пустое и скучное серое пространство, а с ним... С ним... Да, хочу быть с ним. Вот хочу и всё! Разве он не может стать моим, именно моим парнем? Почему, если чего-то очень-очень хочется (а хочется и правда очень, от слова совсем), нельзя просто взять это себе? Так несправедливо.

В общем после недолгих раздумий (долгие мой мозг не осиливает), я решил, что нужно приступать к решительным действиям, а именно! Предложить Кённи встречаться! Я крут, правда?
Так что начал я очень решительно, купив сразу же открытку в форме сердечка. Чиркнув в ней «Люблю тебя! Кённи, давай встречаться!» и подписав, я в этот же день подкинул её Кёнсу в рюкзак. Каждый раз следил за реакцией, когда он лез в рюкзак за учебниками, но тот или не замечал открытку или нагло игнорировал. А потому решено было приступить к еще более решительным действиям, то есть купить открытку побольше.

***

Только прозвенел звонок на большую перемену, как Кёнсу словно ветром сдуло. Я даже не успел заметить, как он вышел. Так что, пожертвовав обедом и оставаясь под угрозой внезапного голодного обморока, я направился на его поиски. Нашел быстро.
Он сидел на заднем дворе на скамейке, закрыв глаза и откинувшись на спинку, с наушниками в ушах.
Я тихонько сел рядом, не решаясь побеспокоить его. Он-то конечно безумно добрый и милый, но ходить снова с фингалом или и вовсе не ходить, а ездить на инвалидной коляске как-то не комильфо. Можно конечно положить открытку на скамейку рядом с ним. Но... Как-то это не надежно. В общем, лучше отдать прямо в руки, чтоб наверняка.

Через минут десять я всё же не выдержал и, собрав все остатки своей храбрости, выдернул из одного уха Кёнсу наушник.
— Умереть захотел? — открыл глаза, недовольно щурясь на солнце.
— И ты классный!
— А в глаз?
— Не, — протянул, отрицательно замахав головой и прикрыв глаза ладошками. — В глаз не надо. Можешь ударить в живот, — убрав одну руку от глаза, постучал кулаком по животу. — Я уже хороший пресс накачал, так что всё стерплю.
— Дебил, — и он, кинув на меня презрительный взгляд, поднялся со скамейки, направляясь к зданию школы.
— Кённи! Вот! Возьми! — я кинулся догонять его, протягивая в руках красное картонное сердце.
— Что это? — недоуменно выгнул бровь.
— Это... Там... — я вдруг, заволновавшись, стал будто задыхаться. — Там... Там написано, что ты мне... Что я тебя...
— Хватит. Не хочу знать, — и он, сунув второй наушник в ухо, направился прочь быстрым шагом.
А я остался стоять со странным чувством, так похожим на стыд и смущение, но всё же с довольной улыбкой на лице. Мой Кённи такой бусечка.