– Вот подборка наших журналов, изучите, вникните. И с этого дня начинайте жить в красоте! 24 часа в сутки! Дышать ею, осязать ее! В кра-со-те! – Елизавета плотнее закуталась в лиловые узоры шали. Будучи вторым лицом в редакции, она взяла на себя роль моего ангела-хранителя, больше, правда, похожего на демона-искусителя: глаза горели восторгом, кожистые крылья трепетали, кругом летели искры и пахло озоном.
Под красотой понимался изысканный и душераздирающе-дорогой дизайн настолько ослепительных квартир и особняков, что их следовало бы перевести в нежилой фонд и показывать за деньги, заставляя посетителей обувать бесформенные войлочные тапки. Искреннему восхищению несколько мешала социальная зависть, выползающая из глубин подсознания словно карлик из-под пышных юбок инфанты.
Инициацию было решено провести в курилке огромного офисного Комплекса (алюминий-стекло-бетон, пятый сон Веры Павловны). Добираться туда пришлось сложными переходами, но за курение в неустановленных местах представители враждебного племени "Администрация" снимали скальп. Ужасное здание. Как там пишут в договорах? «Комплекс, именуемый в дальнейшем «Заворот кишок».
Я закурил до издевки «обезжиренный» Winston (лучше бы свой собственный палец сосал!), а Елизавета – наикрепчайший Dunhill. Оно и понятно – сюда не набегаешься, надо успеть накуриться впрок. Невзирая на застарелую табачную вонь, убогий вид ободранных стульев и битого кафеля, моя наставница продолжала вколачивать меня в красоту. От образа демона остался лишь вызывающий макияж, наложенный экспрессивными мазками. Называть ее Лизой или по отчеству даже в голову не приходило. Не худая, но пухленькой не назовешь. Дама. По горлышко наполненная энергией.
В темных одеяниях проглядывал чуть диковинный и несколько хулиганский безукоризненный вкус. Московская дама, а в этом понятии почти всегда кроется пряная капелька экзальтации. Красивая? Не знаю, не спец, но мужики ей вослед оборачивались.
А я, молодой и борзой, наивно полагал, что всех, кому за сорок, надо сажать на саночки и – в дремучий лес.
Когда она представляла меня коллективу и говорила о «красоте», взгляд лучился детской непосредственностью, а в голосе пели разнообразные музыкальные инструменты. Когда к ней обращались сотрудницы – взгляд наливался огнедышащим напалмом, а в голосе начинали позвякивать еще более разнообразные орудия пресвятой инквизиции.
Я готов был поклоняться красоте как иконе, если бы не скромный оклад, положенный мне в этом роскошном журнале. Открыв любой номер, хотелось сказать «гламур!», а закрыв – уже просто «мур-мур-мур». Должность, между тем, именовалась пышно: «начальник отдела дизайнерских проектов».
Впрочем, это вполне соответствовало времени, когда в служебных записках какого-нибудь ЖЭКа значилось: «Выдать господам таким-то холщовые рукавицы и совковые лопаты».
