Перед дверью своего старого дома, оставленного ей два года назад, чтобы начать более успешный путь в жизни, она замирает с неловко поднятой к звонку рукой. Чувство непонятного стыда начинает вливаться в вены, заменяя собой ту предпраздничную улыбку, которую Тина отрепетировала еще в машине.
Из приоткрытого окна доносятся веселые голоса домочадцев, оживлённые предстоящим началом дня рождения малышки Тэй, но одновременно такие чужие, непривычные для слуха. Кто-то из мужчин начинает громко смеяться, заглушая собой разговор, и по охрипшему от сигарет звуку Тина сразу узнает отца, неловко прикусывает губу, все еще не решаясь войти.
Ходит под окнами, как маленькая воровка, выискивая взглядом через стекло знакомые лица.
Для них всех она всегда была ненужной. Даже уехав в другой, незнакомый город ради карьеры, Тина так и не смогла добиться от семьи восхищенного взгляда гордости в свою сторону. Не было никаких рождественских мейлов по почте, поздних звонков, чтобы просто узнать жива она там или уже как год назад попала под машину; Тину забыли сразу же, как только она своенравно захлопнула дверь своего авто, всё ещё прокручивая неприятную ссору с матерью в голове, и вырулила на длинное шоссе Шаффершилд-Оклин.
В Лондоне дела шли как нельзя лучше, чем в её родном городишке, но иногда именно от равнодушия семьи хотелось повеситься к чёртовой матери.
А теперь она нервно заламывает пальцы, боясь встречи с родными больше, чем урагана Катрина, прижимает к груди купленную для Тэй мягкую игрушку, и уже порывается броситься обратно в авто, пристегнуться и разрыдаться от собственной слабости, как входная дверь дома чуть приоткрывается, выпуская наружу тепло и пряные запахи праздничных блюд.
На пороге возникает надменно улыбающаяся блондинка во всём красном: короткое, обтягивающее платье, гребень в завитых волосах, вишневая смазанная помада, бокал вина в руке. Она смотрит на Тину с жадным любопытством, взглядом словно ощупывая её.
- Ну, привет, - небрежно бросает в сторону она, прислоняясь бедром к косяку двери, отчего платье ещё больше задирается. Тина изумленно хлопает ресницами, вспоминая, где они могли пересечься, и с сокрушительной догадкой трусливо пятится назад. В голове нет покоя тревожным мыслям, пока Тина разглядывает свою скромную, замкнутую двоюродную сестру, какой та была всего несколько лет назад. Тогда из неё и слова нельзя было вытянуть без долгих уговоров; боязливые ответы и отговорка "у меня гаптофобия", чтобы не обнимать престарелую бабушку, вечно лезущую целоваться, стали привычными. А теперь нахальная улыбка, развязная поза, жадно осматривающий взгляд вдобавок с этим вульгарным платьем.
