Цветы На Чердаке. Flowers In The Attic

МАМОЧКИН СЮРПРИЗ

Каждый день из тех десяти, что прошли, прежде чем мама пришла к нам снова, мы с Крисом размышляли часами, зачем же все-таки она уезжала в Европу так надолго, и больше всего вот над чем — что за добрые вести должна была она нам сказать?

Эти десятидневные размышления были чем-то вроде дополнительного наказания. И наказанием было сознавать, что она сейчас здесь, в этом доме, и все равно игнорирует нас и держит взаперти, словно мы и вправду только мыши на чердаке.

Поэтому, когда она наконец, долгожданная, появилась, мы были подчеркнуто предупредительны и больше всего боялись, что она больше никогда не придет, если Крис или я будем проявлять враждебность или повторим свои требования выпустить нас. Мы были тихими, кроткими и покорными судьбе. Мы не могли даже бежать, сделав веревочную лестницу из простыней — ведь близнецы впадали в истерику при любой попытке вывести их на крышу.

Поэтому мы улыбались маме и не произнесли ни слова жалобы. Мы не спросили, как она могла снова наказать нас и не приходить еще десять дней после тех месяцев, что мы провели без нее в неведении. Мы довольствовались тем, что она пожелала сообщить нам. Мы были такими, какой она была когда-то со своим отцом — ее послушными, кроткими и пассивными детьми.

И больше того, именно такими мы ей и нравились. Мы были снова ее милыми, ее любящими, ее собственными «дорогушами».

И вот теперь, когда мы стали такими хорошими, милыми, такими податливыми, такими уважающими ее и доверчивыми, она решила, что настал момент произвести фурор.

— Дорогие мои, порадуйтесь за меня! Я так счастлива! — она рассмеялась и свернулась в клубок, как кошка, обнимая саму себя руками, млея от любви к своему собственному телу, по крайней мере так показалось мне. — Угадайте, что случилось, а ну, угадайте!

Крис и я переглянулись.

— Наш дедушка скончался? — осторожно предположил он, а мое сердце в это время плясало, готовое подпрыгнуть и в самом деле выскочить из груди, если она сообщит нам такую радостную новость.

— Его забрали в больницу? — спросила я после секунды раздумья.

— Нет. Я теперь уже не ненавижу его так, как прежде, поэтому я не пришла бы к вам разделить радость по поводу его кончины.