3 года
26 недель
3 дня
На Ист Саммит Хай могли бы сбросить ядерную бомбу и ничего бы не изменилось. Кроме стадиона. И, может быть, немного подпортилась бы архитектура. Но еда пережила бы ударную волну, поскольку я на девяносто девять процентов уверена, что она состоит из мяса тараканов, и миссис Борш осталась бы стоять, ведь, давайте говорить начистоту, все знают, что эта женщина тайный агент Холодной Войны, генетически модифицированный так, чтобы пережить настолько незначительные вещи, как быстрая атомная декомпрессия.
Когда я заезжаю на парковку, Кайла ждет меня на обочине. Она бросается ко мне и, несмотря на то, что кто-то чуть ее не сбивает, мы обнимаемся.
— Ты жива!
— Косвенно, — смеюсь я. Она пахнет кокосом и слезами каждого мальчика, у которого никогда не будет шанса быть с ней. Это как возвращение домой. Ощущать ее объятия гораздо лучше, чем ощущение, которое я получила, когда спала дома в своей кровати прошлой ночью. А затем я вижу, что к нам идет Рен, Кайла тоже его замечает. Она летит к нему и тянет парня ко мне, его очки практически слетают, но на лице сохраняется небольшая полуулыбка.
— Айсис! — восклицает он.
— Да, это я. Во плоти, так сказать! И, ура, я жива! Ну, временно. Примерно через семьдесят лет мне снова придется умереть.
Рен смеется и одной рукой приобнимает меня тем неловким способом, которым иногда пользуются мальчики.
— Хорошо, что ты вернулась.
— Здесь было тааак скучно, — жалуется Кайла. — Эйвери стала тихой и странной, Джек стал тихим и странным, даже тише, чем в те дни, когда он был айсбергом. Это так странно!
— Глобальное потепление, — предлагаю я.
— ...и никто не пытается выбраться через окно класса для самостоятельных занятий...
— Трусы!
— ...и директор Эванс не затыкается насчет Джека...
— Преступление, достойное смертной казни!
— ...и кто-то написал: «Айсис Блейк — сумасшедшая толстая сука» в туалетной кабинке здания F...
— Давайте наградим их бурными аплодисментами за оригинальность.
Рен смеется, Кайла хмурится, но вскоре тоже начинает смеяться. И в отличие от пяти месяцев назад, когда я впервые начала свой путь здесь, я прохожу под кирпичной аркой с надписью: «Ист Саммит Хай» не в одиночестве. На этот раз я прохожу с двумя людьми, которые являются моими друзьями. У меня есть друзья. У меня есть друзья! Ты слышишь это, прежняя я? У тебя есть друзья! Те, кто заботятся о тебе, которые смеются вместе с тобой. Они и твои тоже.
Так что не плачь.
У тебя есть друзья.
Я прикусываю губу и ускоряю шаг, чтобы они не увидели уродливую воду, просачивающуюся из моих слезных каналов.
— Эй! Айсис! Притормози! — кричит Рен.
— К чему такая спешка? Сейчас занятие у Бенсона! Он будет рассказывать только о вагинах растений! — кричит Кайла. Я смеюсь и иду быстрее. Знакомая бритая голова проходит мимо меня, и я сдаю назад и взрываюсь:
— Мальчик-нож! Как поживаешь, мой давний приятель?
— Мы знакомы всего пять месяцев, — исправляет он. Я обнимаю его за плечи.
— Пять месяцев по собачьим меркам ровняется десяти годам. Мы практически семья.
— Ты плачешь?
— Что, это? — фыркаю я. — Неее, просто подростковый страх застрял в моих глазах. «Нирвана»[11] гордилась бы.
— Хорошо, что ты вернулась, — бормочет Мальчик-нож.
— Да?
— Да. Джек страдал без твоего сбивания с него спеси.
Он сердито смотрит в пустоту. Я ерошу его почти сформировавшийся ирокез.
— Прекрати меня трогать. Люди могут подумать, что я нормальный.
— Не дай Бог! — смеюсь я.
— И Джек меня убьет.
— Джек? — фыркаю я. — Да Джеку насрать на меня. Нет, подожди, наоборот. Мне насрать на дерьмо Джека.
Мальчик-нож вырывается из-под моей руки. Когда я посылаю ему шутливый почему-пренебрегаешь-моей-красивой-дружеской-рукой взгляд, он кивает головой на что-то позади меня.
— Я достаточно умен, чтобы не влезать между вами двумя.
Я оборачиваюсь, и там он. Джек стоит в менее шести футах от нас, хмурясь, будто проглотил целую лимонную ферму. Его взъерошенные золотисто-коричневые волосы и ледяные голубые глаза в свете дня выглядят иначе, нежели на бледном, слабом больничном свету.
— Ах! Неужели это Джек! Джек Потрошитель женского чувства собственного достоинства. Джек Воробей, который летает вокруг и гадит на головы. Джек-дрочитель в каждую чашу с пуншем и портящий всем день!
— Черепно-мозговая травма определенно сделала тебя более креативной. И, к счастью, менее вразумительной, — монотонно произносит он и смотрит на Мальчика-ножа. — А кто этот очаровательный молодой человек? Поклонник? — Джек машет рукой перед его лицом. — Он слепой? Или просто тупой?
Что-то во мне натягивается и рвется за долю секунды. Я не так много помню о Джеке, но я адски уверена, что он знает Мальчика-ножа, и как он был со мной мил. Маленьким, своеобразным способом, но, тем не менее, это так!
— Почему я чувствую неожиданный порыв совершить насилие над твоим лицом? — наклоняю я голову набок. Возможно, я все выдумываю, но его грудь слегка раздувается. Гнев? Конечно, это гнев.
— Должно быть, твое тело помнит то время, когда ты ударила меня так сильно, что я видел сквозь время и пространство, — отвечает он.
— Тебе понравилось то, что ты видел? Тщеславных пришельцев? Сверхновую звезду? Манторока[12], Бога Трупов?
— Я видел альтернативную вселенную без тебя. И это было похоже на рай.
Мальчик-нож усмехается.
— Услышал что-то смешное? — глумится над ним Джек.
— Ты в течение двух недель ни с кем не разговаривал в школе, а теперь она вернулась и ты... — Мальчик-нож качает головой. — Неважно.
Я наблюдаю за тем, как он уходит. Джек молчит, его губы искривлены. Я глубоко вдыхаю и перекатываюсь с носка на пятку.
— Ты действительно ненавидишь меня, да? — спрашиваю я. Ледяные голубые глаза Джека устремляются вверх, чтобы встретиться с моими.
— Что?
— Как сказал Мальчик-нож, ты не разговаривал, когда меня не было, я возвращаюсь, и ты швыряешься оскорблениями. Так что, должно быть, ты действительно меня ненавидишь, раз даже нарушил свое молчание. Поняла.
Я прочла письмо, которое ты отправил Софии, и прекрасно знаю, как сильно ты меня презираешь.
* * *
