Я начинаю убеждаться, что психбольница делает из нас людей. Здесь тонко чувствуешь каждого человека, проходящего мимо по коридору или лежащего на соседней койке. Мы все здесь - не такие. Что-то с нами не так: повёрнуто, искарёжено, сломлено. Но эта "нетаковость" - не шаблон здесь. Здесь это - норма. И каждый человек, любого возраста, с любого рода диагнозом, - каждый по-своему заметен и истинен.
Таню к нам поселили позавчера вечером. Увы, мне не удалось застать, как её, спящую и несоображающую, положили на кровать справа от меня. Утром я застал её, всё так же придающейся Морфею.
Таня понравилась мне с первого взгляда. Не так, как может понравиться девушка в плане красоты или доступности, а просто - милая оказалась, до чёртиков. Маленькие черты лица, чуть вздёрнутый нос, бледые губы, осоловелые серые глазки и золотисто-русая копна волос; полу-писклявый птичий голосок комбинируются с невысоким ростом и пухлыми ляжками.
В ней я уловил апрель. Такая по-весеннему сонная, нежная... Таня.
С первого дня знакомства она рассказала немного о себе: мол, даже не помнила, как оказалась в психиатрической клинике, в этой палате. Сказала, что ей 28 лет и "непомешало бы мне душ принять"; после - пила горячий чай, и говорила, говорила о многом: "В Петербурге живу с сёстрами, а вообще есть муж и сынуля.. как они там, кстати, позвонить бы.. Ох, ещё стихи люблю: ужас просто! Ты про Веру Полозкову слышал? А Пастернак! А Есенин!.."
Я с первого дня угадал в ней родственную душу. Такая тихая, мерцающая как будто бы по-скромному, мол: "Вы извините, я тут искрюсь и мерцаю немножко, но это глаза не слепит, извините уж.."
Вчера я читал стихи мечтателя-крикуна Артюра Рембо, а рядом, на прикроватной тумбочке, лежали "Побег из дома странных детей" и "Цветы зла" Шарля Бодлера. Отчего-то на днях, будучи в книжном, в свежий утренний час, я решил купить этот самый сборник "Цветов", а тут, оказалось, - не один я такой: странная французская поэзия интересует и русо-волосых девушек, похожих на чижей. Таню эта моя книга сразу привлекла.
"Можно одолжу почитать? Что-то интересное, должно быть", - сказала она и тихо улыбнулась.
"Ой, тут у Бодлера и французский оригинал имеется! Прекрасно!" - она радовалась мелочам, часто, очень часто; и её знание языков - далеко не единственное, что мне ещё предстояло узнать об этом казалось бы крошечном, - но ментально - необъятном создании.
Иногда я вижу в ней фею. Такую лёгкую и неизлечимо добрую. С ней бы отправиться на прогулку по вечернему Питеру ("А я ведь ещё гулять люблю, знаешь, в любое время: бродить, смотреть, исследовать - особенно в Петербурге! Изумительный город!"), - а там и до сказочных лесов недалеко: где ветви шатрами нависают над тропинками, кроны величавых деревьев возводят к небу свои мохнатые купола и неизменно журчат ручьи где-то под ногами, меж камней.
Всё это - Таня. Девушка-чиж, такая скромная, маленькая и неказистая снаружи, но внутри - невероятная, цветущая и сверкающая блёстками росы.
В Тане хранится волшебство, оно трепещет и извивается в недрах её души; такая тишина, такая лёгкость и покой - и всё в лиановых узорах, в фантастической зелёной растительности, укрытой серебристой дымкой тумана...
Но всё это - лишь картина. Зарисовка, воплощением которой является Таня. Девушка, спящая на больничной кровати справа от меня. Девушка, ставшая мне другом с первой минуты знакомства.
