Посреди ночи меня разбудил какой-то шум.
Я моргала, пока не отступил сон, затем медленно разжала пальцы, мертвой хваткой сжимавшие простыню. Мне приснилось, что я сижу в углу крохотной квартирки и смотрю на родителей, которые кричат на каких-то людей в гостиной. Во сне они препирались из-за меня. Вряд ли я удостоилась бы от них такого внимания наяву.
Перевернувшись, я увидела, что Эвер сидит в постели и из ее приоткрытого рта вырывается звук, похожий на глухое рычание. В следующую секунду она принялась раскачиваться на матрасе, и шум стал громче.
- Эвер, - позвала я, садясь. Да, это против правил, но ведь кто-то должен был разбудить ее и успокоить.
Она обернулась ко мне. В блестящих глазах не было ни тени узнавания. И она действительно рычала.
- Эвер! - повторила я, отбрасывая одеяло и ставя ноги на холодный пол.
Когда я потянулась к ее плечу, она мотнула головой. Рот был открыт, и зубы царапнули меня по руке.
Я резко отдернула пальцы. Да что с ней такое?
Прижав руку к груди, я ощутила странно учащенное сердцебиение. Похоже, я нервничала. Такое со мной случалось редко.
Мой взгляд метнулся к стеклянной стене. Я увидела приближавшегося охранника с направленным на нас фонарем. Перед нашей комнатой он остановился и заглянул через стекло, потянувшись к коммуникатору. Когда он отвернулся и заговорил в микрофон, я опять посмотрела на Эвер, она раскачивалась на постели, издавая утробное рычание. Я хотела зажать ей рот, чтобы охранник ушел, пока она не попала в беду.
Вскоре раздался топот: по коридору бежал какой-то научный сотрудник в белом халате. Я судорожно вздохнула, когда он начал что-то горячо объяснять охраннику, глядя на Эвер и беспокойно хмуря кустистые брови.
Люди не переживают за рибутов. И не бегают к ним на помощь.
Ученый извлек из кармана шприц, и у меня свело желудок, когда я сложила два и два.
С ней что-то сделали, а теперь поняли, что все испортили. Испортили ее.
Эвер выпрыгнула из постели, взлетев высоко и быстро, как никогда, и ударилась всем телом о стену. Я ахнула и стала пятиться, пока не налетела на свою кровать.
Она врезалась головой в стекло, и, когда выпрямилась, я увидела, что по ее лицу струится кровь. В ярости она зарычала на людей, и оба отскочили, а ученый чуть не выронил шприц.
- Сто семьдесят восемь!
Я перевела взгляд на охранника.
- Угомони ее! - крикнул он с другой стороны перегородки.
Эвер начала ритмично и размеренно биться головой о стену.
Бум.
Бум.
Бум.
Она была сама решимость и смотрела на людей так, словно была готова за полсекунды раскроить им лица.
- Сто семьдесят восемь! Угомони ее, я приказываю! Уложи ее на пол!
Охранник в бешенстве смотрел на меня.
Я медленно встала с кровати и сжала кулаки, но вдруг обнаружила, что меня трясет.
«Мне не страшно».
Я мысленно повторила это. Не было никаких причин бояться Эвер Пятьдесят шесть. Она никак не могла причинить мне вред.
Или могла? Никогда прежде я не видела, чтобы рибут так себя вел. В ней не было ничего от той Эвер, которую я знала.
«Мне не страшно».
Я потянулась к ее руке, но Эвер с необыкновенным проворством метнулась через комнату и вспрыгнула на свою кровать. Там она стала качаться с ноги на ногу, глядя на меня так, словно приняла вызов.
- Спокойно, Эвер, - проговорила я.
Что с ней случилось?
И вдруг она бросилась на меня. Я крепко приложилась затылком о бетонный пол. Из глаз посыпались искры, она же с силой прижала мои закинутые за плечи руки и разинула рот, пригнувшись, будто хотела вырвать шмат мяса из моей шеи.
Я брыкнулась и сшибла ее с себя; она с громким рыком врезалась в кровать. Тогда я прыгнула на нее и навалилась на спину, она отчаянно вырывалась и не переставала рычать.
Щелкнул замок, дверь распахнулась, и я услышала звук шагов.
- Держи ее, - приказал охранник.
Я стиснула зубы и склонилась над Эвер, чтобы он не увидел моего отвращения.
Ученый опустился на колени и воткнул ей в плечо иглу. Руки у него тряслись.
Да что же этот идиот делает? Мы ведь не нуждались в лекарствах.
- Теперь она уснет, - глянул он на меня. - Ей просто приснился кошмар.
Черта с два она уснет. У рибутов слишком активный обмен веществ. Ее организм переработает препарат до того, как он успеет подействовать.
Эвер обмякла, и я с удивлением посмотрела на нее. Когда я обернулась к людям, те сделали грозные лица, пытаясь меня запугать.
Трудно бояться того, кому можешь сломать шею прежде, чем он поймет, что ты уже на ногах.
- Тебе нельзя об этом рассказывать, - строго произнес ученый. - Понятно?
Нет. Непонятно.
Что они ей вкололи?
И чем напичкали до того?
Что они с ней сделали?
Люди смотрели на меня в ожидании подтверждения того, что я поверила этому нелепому объяснению.
«Тупая рибутка - у нее же мозги не работают».
Однажды один охранник так и сказал мне.
- Понятно, - кивнула я.
Они вышли из комнаты, и дверь за ними закрылась. Я соскользнула с Эвер и вгляделась в ее лицо. Глаза были закрыты, дыхание - глубокое и ровное.
Заснула. В последнее время я редко видела ее спящей.
Я осторожно перевернула ее, подхватила под мышки и взгромоздила на кровать. Потом укрыла одеялом и легла на свою постель, не в силах отвести глаз от Эвер.
Сон так и не пришел. Я пролежала всю ночь, попеременно глазея то на Эвер, то в потолок. Когда она заворочалась, я тут же вскочила, наспех переоделась в спортивный костюм и выскочила за дверь, отвернув лицо, едва мне почудилось, что она вот-вот посмотрит на меня.
Двадцать два ждал меня на беговой дорожке, следя за гонявшими по залу другими рибутами.
- Доброе утро! - радостно воскликнул он.
Я ограничилась кивком, вовсе не считая это утро таким уж добрым. Все мои мысли были заняты только Эвер, и я не могла отогнать от себя злобный взгляд ее пустых глаз. Пришла ли она в себя? Вспомнит ли о том, что случилось ночью?
Мне было велено молчать.
А приказы я никогда не нарушала.
- Идем, - сказала я, шагнув на черную резину.
Крытая беговая дорожка не входила в число моих любимых мест в КРВЧ. Это было четырехсотметровое кольцо с пуленепробиваемой пластиковой будкой в центре, в которой находился охранник. В случае драки можно было быстро опустить оконные стекла и всадить пулю в голову.
Разрушить мозг. Единственный способ убить рибута.
Плохое освещение придавало моей бледной коже тошнотворный зеленоватый оттенок. А вот смуглая кожа моего стажера выглядела примерно так же, как и на свету, - почти красиво. Я отвернулась, стараясь не думать о том, на что похожи здесь мои белесые волосы.
Двадцать два с трудом одолел четверть мили; такие способности не сулили ему ничего хорошего на случай, если придется улепетывать от рассвирепевших людей. Оставалось надеяться, что на какое-то время этого удастся избежать.
