На улице плюс пятнадцать. Я одета в черную юбку, колготки в сеточку, черно-красный корсет, как на девушках-вампирах с картин Виктории Френсис. Волосы распущены, глаза накрашены, благоухаю лучами, линзы, как всегда, со мной. Стою перед его дверью и боюсь нажать на звонок.
Я миллион раз проговорила мысленно эту фразу: «Я готова», «Я готова», но всякий раз, когда моя рука тянется к звонку, сердце бьется чуть ли не в горле и дышать нечем.
Наконец я осмелилась нажать на кнопку звонка.
Дверь открыл Рома.
Он был удивлен. Но я увидела в его глазах надежду, поэтому сделала все как задумала: шагнула к нему, обхватила за шею, поцеловала в губы и прошептала на ухо:
- Я готова.
Рома попытался оттолкнуть меня, но я попросила:
- Пожалуйста.
Он позволил увлечь себя в спальню и опрокинуть на диван. Я сняла с него футболку.
Мы целовались. Его пальцы запутались в лентах моего корсета, и мы засмеялись. Я целовала его шею, плечи. От него так вкусно пахло, то ли мылом, то ли лосьоном после бритья.
Я не знаю, как это случилось, я укусила его - проткнула клыками кожу. Пошла кровь. Ее запах ударил мне в нос, у меня закружилась голова. Я попробовала кровь языком. Соленая. Противная. Обычная.
Рома вскрикнул и оттолкнул меня, глядя на свое плечо. Я отлетела к столу, оперлась на него и увидела, что на нем, под стеклом, лежит мое фото то самое, с моей первой аватарки, где я с двумя светлыми косичками, в больших солнечных очках, топике и шортах.
- Прости, я не... - начала я, но он не дослушал, грубо схватил меня за руку и крикнул в лицо:
- Дура несчастная!
А потом и слова не дал сказать, просто вышвырнул на лестницу и мои сапоги бросил в меня.
Я надела их и побрела прочь.
Ноги привели меня на кладбище. Я плакала, стоя возле креста, а затем легла на сырую землю и, прижав ноги к животу, так лежала. Даже не знаю, сколько времени.
Меня тошнило, но не вырвало. Нечем. Я почти ничего не ела сегодня.
А потом я оказалась на той скамейке посреди оживленной улицы.
И та женщина сказала мне идти домой.
У меня в голове все в одну кучу перемешалось. Мне кажется, я уже ничего не понимаю. Только одно. Мне очень больно. Я плачу, и клыки мне мешают, ненавижу их. Всех ненавижу, и себя, и Рому. А его больше всех, больше всех люблю.
