Никогда не отпущу

Я все тебе отдам,
Отпусти меня,
Поймай при падении...
Я знаю, все уже кончилось,
Нечего терять.
Я снова люблю тебя,
И знаю, все уже кончилось, все уже кончилось сейчас...*

Будучи сиротой, Люси попала в приют ещё совсем крохой, поэтому ей не пришлось особо заморачиваться в поиске друзей. Её компания сама нашла её, когда девочке с двумя растрёпанными хвостиками исполнилось три года. Новенькому же подобным образом не повезло, ибо в приют мальчишку привели уже пятилетним. Помимо возраста помехой был и его характер. Мальчик был взбалмошным, чересчур шумным, а порой и пакостным. Остальные ребята сразу невзлюбили новичка, одна лишь Люси почему-то решила, что Нацу на самом деле очень и очень хороший.

Так и вышло. Розоволосый парнишка был общителен, весел и всегда себе на уме, чем и выделялся из серой массы вечно понурых сироток. Люси тянулась к этому лучику света, как к спасательной соломинке. Она хотела, чтобы Нацу показал ей жизнь, пока негатив этого мира не сломал ещё столь хрупкую душу. А мальчишка ведь тянулся в ответ. Эта неуклюжая девчонка с множеством баек о звёздах в голове уж очень сильно стала необходима, как спасительный глоток кислорода. Они были зависимы друг от друга.

Люси исполнилось пятнадцать, Нацу — семнадцать. Подростки по-прежнему жили в приюте, деля на двоих краюху хлеба в комнате для наказаний, где их частенько запирали на всю ночь за очередную проделку. Утром же обоих отвезли в военный лагерь вместе с несколькими ребятами из группы. Ещё совсем дети обучались обращению с оружием, наматывали круги вокруг части до тех пор, пока не повалятся ничком на стоптанную землю, проходили всевозможные эстафеты, перелезая через высокие каменные стены и проползая под колючей проволокой, ели безвкусную перловку, мечтая отведать те конфеты в кабинете директора. Они выполняли все приказы без возражений, не задумываясь, а к чему же их так тщательно готовят.

Минуло три года. Люси уже восемнадцать, Нацу двадцать. А ведь ещё несколько лет назад девушка и подумать не могла, что друг так возмужает. Хрупкие мальчишеские плечи раздались и окрепли, некогда тощие руки теперь украшали покатые мышцы, немного округлый детский живот исчез, сменившись на подтянутый пресс, на который пускали слюни чуть ли не все девчонки военной части. А как же парень похорошел. Смуглая кожа, всё такие же непослушные розовые вихры, чётко очерченные скулы, прямой нос, извечно нахмуренный лоб, пронзительный взгляд серых глаз и тонкие губы, на которых так порой хотелось запечатлеть короткий поцелуй. Люси влюбилась, влюбилась в озорника Нацу, совершенно не подозревая, что это взаимно.

Люси никогда не пропускала тренировки друга, отсиживаясь на скамейке в обнимку с последним ещё чистым полотенцем и небольшой бутылкой воды, которую удалось стащить из столовой, пока повар отлучался покурить. И пусть ей потом за это влетало от куратора, за эту улыбку в тридцать два зуба она была готова вынести даже ночь в карцере. А потом друзья шли к забору, где был небольшой лаз, за которым шла роща и огромное цветочное поле. Они сидели в окружении цветов подолгу, часто опаздывая на ужин и пропуская мимо ушей выговор куратора. Та поляна была их местом. Местом, где были только они. Совсем одни.

Люси жила в комнате с ещё тремя девушками и занимала второй этаж первой двухъярусной кровати возле стены, за которой вот также на втором этаже спал Нацу, повернувшись лицом к этой же стене. То было негласной договорённостью, просто в этом месте тонкое одеяло было почему-то намного теплее.

Люси смутно помнит тот день, когда Нацу впервые приревновал. Поутру в часть привезли ещё одну группу подростков. Одного из парней звали Грей, именно он и стал вдруг оказывать знаки внимания Люси, после чего уже вскоре нарвался на драку с главным бунтарём части. Предотвратить перепалку Люси не успела, прибежав на место бойни, когда двух сцепившихся парней уже растаскивали в разные стороны надзиратели. В карцер загремели оба, благо, посадили их в разные камеры, а то бы точно разорвали друг друга. Тихо покинув комнату посреди ночи, Люси спустилась в подвал с небольшим кульком, куда набросала всё, что удалось утащить с ужина.

— Моя, — твёрдо сказал тогда Нацу, схватив подругу за руку, когда девушка стирала с лица уже наевшегося парня подсохшую кровь. — Никому не отдам.

Помнится, Люси долго думала над ответом, сформулировав его лишь спустя два дня после той ночи. Да и то зря, так как когда дело дошло до разговора, все слова буквально вылетели из головы. Хотя, нужны ли были эти слова? Нацу и так знал, что Люси ответит. Тогда, в пустом тренажёрном зале произошёл их первый поцелуй после тихого шелеста девичьих губ «Твоя, и ничья больше».

А спустя полгода отношений они провели вместе ночь. Люси помнит всё до мельчайших деталей. Помнит, как они вдвоём сбежали из комнат после полуночи и как осторожно добирались до старого сарая. Люси помнит, как Нацу уложил её на потёртый матрас, помнит, как ласково касался руками, не отводя взгляда полного страсти. Тогда, ощущая, как горят места многочисленных поцелуев, Люси впервые почувствовала себя женщиной. Женщиной, которую любят. Люси помнит, как стыдилась на утро смотреть в глаза подругам, которые непременно обо всём догадались, увидев растрёпанных, но счастливых беглецов, появившихся на пороге общежития с рассветом. А ещё Люси помнит тот обжигающий шёпот на ухо.

— Через недельку повторим, — ох как же щёки-то горели!

Подростков наконец сформировали в команды, поэтому пришло время выбирать капитана. Не удивительно, что им стал Нацу. Всегда открытый и готовый прийти на помощь парень по праву заслужил доверие ребят. Пробные миссии в лесу недалеко от границы и нескончаемые тренировки буквально захлестнули подростков в суетливый водоворот. Наверное, поэтому чёрные точки, летящие высоко над частью, стали чем-то из ряда вон выходящим. Лишь когда земля ушла из-под ног, и тот сарай разлетелся в щепки после падения бомбы, картина стала ясна — началась война.

Потом была экстренная эвакуация, протяжный вой сирены, нескончаемы выстрелы и грохот очередной бомбы, сброшенной вражескими бомбардировщиками. Люси словно в бреду смотрела на горящее цветочное поле из окна вертолёта, сжимая в ответ родную ладонь. Тем злополучным утром стрелки часов пошли в ход, неумолимо быстро приближаясь к моменту «X».

Им стал день третьей миссии в горах. Команда из пяти человек во главе Нацу должны были преодолеть скалы, за которыми находился штаб вражеской страны. Люси помнит, с какой опаской смотрела на друга, проверяющего крепления, помнит те роковые слова, сказанные им перед подъёмом.

— Я буду подниматься последним. Когда доберётесь до верха, осмотрите территорию и ждите, — его голос был серьёзным и не терпящим возражений. Неужели, по этой причине Люси не смогла уберечь?

Девушка забиралась предпоследней, всей душёй ощущая нечто ужасное и так стремительно надвигающееся на неё. А когда вершина была всего в пре метров, и все опасения вдруг затихли в груди, произошло то, чего так страшилось девичье сердце.

Сначала выстрелы откуда-то сверху, сбивчивая речь отстреливающихся товарищей и треск верёвок. Люси с содроганием вспоминает секунды, когда мир вдруг перевернулся, а сама девушка повисла на скале вниз головой, судорожно сжимая в руках ладонь Нацу. От грохота наверху скала обвалилась, из-за чего крепления друга теперь просто болтались. Парень не упал лишь благодаря девушке, что так отчаянно сжимала в тонких пальцах его руку.

— Что нам делать?! Эти ублюдки уже здесь! — прокричал сверху Грей, продолжая отстреливаться от осадивших местность врагов.

— Вам нужно уходить. Люси, отпусти меня. Верёвка не выдержит нас двоих.

Сердце сжалось, а руки ещё крепче сдавили чужую ладонь. Люси зажмурилась, до скрежета сжав зубы, когда обернувшаяся вокруг щиколотки верёвка закрутилась в тугой узел, до хруста сжимая сустав. Превозмогая боль, девушка со слезами на глазах посмотрела на Нацу, улыбающегося ей сквозь пелену слёз. Он не хотел умирать, не хотел оставлять в этом прогнившем мире свою маленькую Люси. Хотел защищать её, прикрывать от свистящих пуль, хотел вместе с ней отпраздновать победу и жить потом где-нибудь на берегу моря в небольшом домике с детьми и игривым щенком.

Нацу многое ещё хотел пережить вместе с Люси, деля всю горечь и радость на двоих, однако всё равно выпутался из хватки хрупкой ладошки, сказав прощальное «Прости».

— Нацу, нет!

Её надрывный крик оборвался ровно в ту секунду, когда внизу едва слышно раздался глухой хлопок упавшего тела.

Люси не помнила, как оказалась на верху, не помнила, как товарищи тащили её за овраг, пряча от выстрелов. Девушка не помнила, как оказалась в госпитале, не помнила медсестёр, пытающихся привести её в чувство. Перед глазами вспышками пролетали воспоминания недалёкого прошлого, останавливаясь на секунде, когда пальцы перестали ощущать чужую ладонь. В этот миг светлая душа сквернела и умерла, оставив после себя лишь давящую на сердце пустоту. Люси больше не жила.

***

Двадцать лет. Большой ли это срок для того, чтобы отпустить всё прошлое и открыть себя новому? Правда ли, что время способно вылечить все, даже самые глубокие раны? Возможно, так оно и есть. Всё пройдёт — боль отпустит, сожаление рассеется, пустота заполнится. Одни лишь шрамы, словно нож, будут продолжать вонзаться в едва живое сердце до самой смерти.

Люси уже тридцать восемь. Больше нет тех длинных золотистых волос, спадающих на плечи. Удлинённое каре вполне устраивало. Больше нет той лучезарной улыбки и искрящихся глаз. Этот мир не достоин её счастья, слишком дорогое он когда-то отнял. Нет больше и девичьей худобы, Люси теперь женщина с изящными изгибами точеной фигуры. Люси сильная женщина, не сломавшаяся под давлением потери. Нацу же всё видит, ему бы явно не понравилось лицезреть вконец раскисшую подругу.

Сегодня тот самый день. Одинокое кладбище недалеко от гор всё такое же мрачное, серое. Это владения смерти, её выставка почёта. Каждая могила — награда за отобранную жизнь. Люси идёт не спеша, глядя под ноги и сжимая в пальцах два стебелька ярко-красных гвоздик. Люси одета в летнее платье нежно-голубого оттенка — Нацу не любил тёмные цвета. Небольшой пригорок нашёлся сразу же, именно там похоронен близкий сердцу человек.

Люси кладёт на могилу цветы начинает свой рассказ. То было негласной договоренностью — с неё история, с него тепло, заполняющее ту пустоту.

Люси рассказывала многое. Рассказывала и об окончании войны с победой их страны, рассказывала, как не любила эти процедуры в больнице, когда напыщенный и весь из себя деловой психолог в очередной раз просил рассказать ему всё от начала и до конца. Помнится, Люси тогда даже сбежать хотела, только бы не расцарапывать едва начавшие затягиваться раны.

Её прошлое было жестокой шуткой судьбы. Многие говорили «Отпусти и начни всё сначала». А Люси всё равно никого не слушала, пусть, возможно, они были и правы. Пустоту в груди заполняли лишь воспоминания, поэтому ответ девушки всегда был и будет неизменен.

Никогда не отпущу.

Примечания:

*Red – Already over (советую послушать для атмосферы)