В темноте рисуя звёзды

***

Медленно догорает свеча, одиноко стоящая на полу посреди просторной комнаты. Немного в отдалении, обхватив руками коленки и уткнувшись в них подбородком, сидит мальчик лет четырнадцати. Он завороженно, стараясь даже не моргать, следит за извивающимся в своём предсмертном танце огоньке. И ждёт. В какой-то момент он даже дышать перестаёт в предвкушении, кажется, каждая клеточка его тела горит от ожидания, каждый волосок в тугом пучке на голове напрягся. И вот свеча гаснет, и густая темнота заполняет собой всю комнату, словно чернильница перевернулась где-то сверху, без раздумий уничтожив все цвета. Но он, Чонгук, не боится темноты, никогда не боялся. Куда больше его пугает свет, который бессовестно открывает всё то, что темнота так усиленно прячет. Темнота — неизвестность. Но эта неизвестность скорее влечёт, она позволяет заработать воображению в полную силу, даёт свободу и тихое незнание, заполняющее душу лёгкими трепещущими мотыльками.

Чонгуку нравится рисовать свой мир на фоне пустоты вокруг, и до слёз, до колющих виски осколков ночных грёз разочаровывают утренние лучи солнца, заставляющие вновь открыть глаза, вновь коснуться реального мира, который благодаря яркому свету кажется только ещё более грязным, испачканный ложью и нормами, которые ему, Чонгуку, чужды и непонятны.

Он совершенно не помнит своих снов, а потому ему до ужаса обидно тратить такое таинственное ночное время на сон, который кажется ему абсолютно бесполезным. Ведь куда лучше лечь на тонкий матрас на спину и, не закрывая глаз (обязательно не закрывая, иначе ведь можно и случайно заснуть), смотреть в потолок. Только вот, можно ли смотреть в потолок, если потолка не видно? Неважно. Ведь Чонгуку он и не нужен, он смотрит дальше, сквозь, туда, где яркое, да, непременно яркое от сияния звёзд небо и стайки маленьких светлячков, будто потомки этих самых звёзд, спустившиеся на землю.

Чонгук любит ночь. Ночью не нужно бояться чужих взглядов и мнений. Ночью он перестаёт быть принцем и будущим правителем этой страны, с кучей ярлыков на себе, которые нужно гордо нести. Ночью он просто Чонгук и никому ничего не должен.

Но есть и еще одна причина, по которой Чонгук так любит ночь. Ведь, как только гаснет свеча, приходит он. Он зовёт себя просто Ви, что звучит непривычно и оттого еще более притягательно. Он стал единственным другом для юного принца, окруженного лишь лестью и подхалимством, стал тем, кто заставляет в его еще детской груди загораться маленькому огоньку, подобному тому, что танцует на свечке, стал тем, кого Чонгук всегда ждёт с нетерпением.

Однажды учитель сказал ему, что в округе объявился кумихо и стоит остерегаться его и прочнее закрывать на ночь окна. Чонгук тогда немного расстроился. Ведь теперь вокруг его тайного друга рассеялся с такой благоговейностью сохраняемый туман загадочности. Чонгук больше не может после его ухода смотреть с лёгкой улыбкой на тонкую полоску света в приоткрытом окне и раздумывать, перебирая разные варианты, кем же всё-таки является тот. Он точно уверен, что Ви и есть тот самый кумихо, которого ему советуют избегать. Но Чонгуку не страшно, он и сейчас, сидя у окна, ждёт. Ведь он не может из-за глупых, как ему кажется, предрассудков взрослых отказаться от единственного друга. Кто же ещё ему расскажет такие волшебные сказки?

— Доброй ночи, Чонгук, — снова шепчет Ви перед уходом, и Чонгуку от этих простых слов становится так тепло и уютно, словно слова способны обнимать.

Ви совсем близко, Чонгук даже чувствует его тёплое дыхание. Ему ужасно хочется протянуть руку и коснуться длинных волос, очертания которых просматриваются в темноте. Но вместо этого он лишь сжимает крепче в кулаке тонкую шёлковую ткань своих одеяний.

— Не жди меня больше, — говорит вдруг Ви, замерев у открытого окна, а в душе Чонгука в один миг обрушиваются сотни маленьких подвесных мостов, с таким трудом выстроенные для связи с реальностью.

Ему хочется спросить почему, но отчего-то наружу вырывается лишь тихий всхлип.

Блеклый луч лунного света выхватывает фигуру у окна, однако та тотчас же снова скрывается в густой темноте комнаты. Чонгук видит приближающуюся фигуру, но теплые губы, коснувшиеся лба, всё равно становятся неожиданностью. Чонгук даже не успевает высказать другу удивления и растерянности, тот вмиг растворяется в ночной мгле, оставив после себя лишь лёгкий аромат лесной земляники.

Чонгук даже не подходит к окну, чтобы попытаться разглядеть удаляющуюся спину, ведь он всё еще любит темноту, а на улице сегодня слишком яркая луна, от которой хочется спрятаться с головой под одеяло. И хорошо, что в дальнем углу комнаты так темно, он всё ещё может нарисовать там знакомую фигуру.

И даже спустя неделю Чонгук всё ещё неизменно любит темноту, каким бы пыльным одиночеством она теперь не пахла. Ведь благодаря ей он всё ещё может верить, что тот кумихо, неспособный уже и вздохнуть и весь истекающий кровью, выволакиваемый королевской стражей под улюлюканье и восторженные возгласы крестьян, не тот самый, он вовсе не Ви. Ви точно жив, он просто ушёл. А этот худощавый юноша, он для него, для Чонгука, никто, он наравне с теми, кто был казнён на королевском дворе.

И не смотря на запрет, Чонгук будет ждать. Глотать ночами густую тьму и продолжать рисовать фигуру рядом. И с мягкой, а может уже и со ставшей навязчивой надеждой в глазах шептать за четверть часа как начнёт светать в приоткрытое окно «вернись».

~Конец~