Виной всему лишь глупое желанье / Тетрадь смерти

Глава 2

Темно. Темно и страшно. И холодно. В такой темноте разве может откуда-то взяться сквозняк? Или же, это странное ощущение холода вокруг — всего лишь холод от её тела? Возможно, что это всего лишь иллюзия, как и тьма, окутавшая девушку. Стачала был яркий свет, заставивший её крепко зажмурить глаза, а потом, резко, словно свет, подобно нитке, оборвался. И вслед за ним пришли тьма и холод. Девушка не могла точно сказать, сколько она уже находится в таком состоянии, время текло будто бы мимо, оно было, но внутренние часы девушки отказывались воспринимать его, и уж тем более, делать попытки подсчета. Лёгкое, невесомое прикосновение, словно появилась точка опоры, шум города. Через некоторое время и этот показатель того, что она жива стал потихоньку исчезать, пока и вовсе не смолк. Страх, ощущение одиночества, безвыходность и агония окутывали девушку, смешиваясь с темнотой. Она очень боялась, боялась смерти. Она очень не хотела умирать. Да и кто из нормальных людей хочет увидеть костлявую проводницу до мира иного? Возможно, такие и есть, но их точно не очень много. Ещё секунда и тьма, окутавшая девушку стала сгущаться ещё сильней, хотя казалось, куда темнее-то? Девушка отчаянно боролась, но тело словно парализовало, она не могла пошевелить и пальцем. Что-то в сумраке зловеще звякнуло. Девушка, казалось, почти открыла глаза и даже, вроде бы, увидела очертание города, но вдруг всё оборвалось. Вообще всё, и чувства, и переживания, и даже тьма, окутавшая её словно стала вдруг лёгкой и невесомой, неосязаемой, и перестала давить; леденящий холод сменился на что-то тёплое и приятное, как одеяло. Но и память куда-то делась… Быть может, в этом и есть причина лёгкости?
***
      Снова гнетущая тьма вернулась, давя на тело девушки с новой силой. Всё вокруг зазвенело, словно какие-то адские песни настигли её, приговорив к вечным мукам. И действительно, эти несколько минут звона казались ей просто нескончаемо долгими! Постепенно, очень медленно, этот звон стал похож на разговор двух людей, и с каждой секундой всё больше и больше приобретал очертание человеческого диалога. Звуки стали доноситься словно девушку и говорящих разделяла то ли очень толстая и крепкая стена, то ли много ватных одеял, слоями, как у торта, лежавшими на девушке. Но вскоре она смогла различить одну фразу, которая заставила её встрепенуться:
«…ет… если эта…вскоре не очнётся…выкину на улицу!»
Расшифровала она это как ответ собеседнику: «Нет. Если эта девушка вскоре не очнётся, я выкину её на улицу!»
До неё дошло сразу два факта: во-первых, она в помещении, что несомненно не       может не радовать; во-вторых, если она не хочет быть выкинутой на улицу, надо пытаться очнуться. Снова вернулось её первоначальное состояние, кода она чувствовала сквозной холод, нагнетание и не могла пошевелиться. Пытается дёрнуть головой в одну сторону — не выходит; в другую — тщетно. Попытка разомкнуть веки так же не увенчалась успехом, ни с первого, ни со второго раза.
      И вот, спустя пару минут агонии, в которой мысленно билась девушка, пытаясь хотя бы открыть глаза, пелена мрака потихоньку спадает, свинцовая тяжесть на веках словно тает и глаза сами собой открываются. Правда, пока что кроме этого она не могла сделать ничего, только смотреть на серый потолок.
      — Я… — попыталась разомкнуть губы девушка, что бы дать присутствующем в комнате понять, что она жива и вовсе не надо выкидывать её на улицу. Но получилось это настолько тихо, что стой кто-то рядышком, близко-близко к ней, то всё равно не услышал бы. Отчаяние захлестнуло её с головой. Конечно, если её соберутся выкинуть, то не сделали бы этого, ведь она моргает. Так что, дело уже было вовсе не в привлечении внимания, девушка безумно хотела доказать самой себе, убедиться, что она жива, что она всё ещё есть. Она не помнила буквально ничего, даже имени, но она точно знает, что она была, жила, существовала в этом мире. Судорожные попытки произнести хоть слово раз за разом заканчивались неудачами, хотелось навзрыд реветь от горя. Однако, даже этой, казалось бы мелочи, она не смогла.
      — Я… — на резком вдохе наконец произнесла она. И её услышали. Вскоре, перед собой она увидела двух парней. Один, с пшеничного цвета волосами и, казалось бы, женской причёской, с ухмылкой и хитрым прищуром смотрел на неё, изучая. Однако, упорно избегал зрительного контакта.Второй же, рыжий, с непонятными оранжевыми очками на лбу, смотрел с болшей осторожностью и какой-то радостью, прямо в глаза девушки. На мгновение в голове её промелькнула мысль, что она встречала их раньше и, быть может, они даже неплохо общались. Но эта мысль быстро растворилась, растворилась в радости, счастье, что она всё-таки жива, что она, вроде бы как, настоящая.
      — Оп-па! Очнулась наша Мерел Пирс! — шире ухмыльнувшись воскликнул один из них, тот что с пшеничными волосами. А в голове девушки засел очень важный вопрос: «Это меня так зовут?!», однако, лишённая возможности задать его вслух, она продолжила бегать глазами по своим, видимо, знакомым.
      — Ну скажи что ль чего, — продолжил парень.
      — Она не может. И встать, походу, тоже, — грустно пробормотал второй парень. Девушка с благодарностью посмотрела на того, но он лишь расстроенно поджал губы в ответ. И в следующее мгновения, если бы девушка имела возможность пошевелиться, она вздрогнула бы, так резко оборвали повисшую тишину слова блондина:
      — Заебись! Припёрли в дом парализованную бабу! — он развёл руки в соответствующем жесте, затем скрестил их на груди и… Случайно поймал её взгляд, полный боли (скорее душевной, чем физической), непонимания и отголосков страха. Что-то ёкнуло в груди у Михаэля и, всего лишь на мгновение, его взгляд стал мягким и полным чего-то нежного и доброго. Но этого мгновения, увы, не хватило, что бы девушка увидела… Её по-прежнему обуревал ужас непонимания и боязнь того, что от неё всё-таки избавятся. Кель бросил на своего друга последний взгляд и, развернувшись, ушел куда-то. Послышался тяжёлый вздох со стороны, это был Мэтт:
      — Это… Извини его, он немного не в себе… Не бойся, ничего с тобой не сделают. Я Мэтт… А эта заноза в мягком месте — Мелло, — да если бы она могла улыбнуться, то обязательно сделала бы это.
      Теперь она точно знала, что она не была с ними знакома. По крайней мере, с Мелло. Та лёгкость от полного забытья, которая некогда появилась у неё, не оставила даже шансов на то, что снова объявится. На смену ему пришло тянуще чувство, такое ужасное, что хотелось умереть. Вам наверняка знакомо то чувство, когда забываешь что-то очень важное? А теперь представьте, что вы забыли всю свою жизнь, даже имени своего не помните, и вам кажется что ни жизни, не имени у вас никогда не было. Всё это, вперемешку с дикой беспомощностью.