Confession of Broken Heart/Собрания разбитых сердец

Глава 6. Нэйт

А сегодня один очень симпатичный мне праздник. Поэтому хочу порадовать всех главой. Простите, что так долго не было проложения. Моя муза была в лёгком недоумении и депрессии.

8 лет назад.

– Нейт, ты это читаешь? – Алия ткнула в конспект и подняла на меня глаза.
– Да, а что?
– Сейчас перерыв! Думала, может, выйдем вместе за кофе?
И тогда мы пошли в ближайший Старбакс, купили по стакану американо с имбирным сиропом, который потом станет нашим символом. Правда, сначала я предложил Алии капучино, но она сказала, что терпеть не может молоко. А я был уверен, что все девчонки любят всякие кофейно-молочные напитки.
Потом мы неоднократно заходили в этот Старбакс, пили американо с имбирным сиропом, готовились к семинарам. Алия поправляла густые прядки своих волнистых пшеничных волос, а я смотрел, как она это делает и не мог оторвать взгляд. У неё самые шикарные волосы, которые я когда-либо видел. И эти огромные небесно-голубые глаза. И даже когда мы стали зависать у меня общаге после пар, посвящая время вовсе не конспектам и подготовке к семинарам.
Однажды она, также убирая прядь пшеничных волос за ухо, вдруг вскочила и прокричала:
– Чёрт, совсем забыла! Сегодня 10 число! У меня не оплачена комната и телефон! Мне срочно нужно добраться до ближайшего банка.
И она ушла, оставив меня в окружении горы учебников.
А спустя пару часов зазвонил мой телефон, и мать Алии, громко захлёбываясь слезами, сообщила, что в банке была перестрелка. А потом она сказала то, что заставило меня замереть в тот же момент.
– Она была там. Она зашла в самый неподходящий момент. Её больше нет, Нэйт.
А я только помню, как кладу телефон на базу, мёртвым грузом оседаю на кушетке и смотрю в одну точку. Её больше нет. Её нет.
Потом в газетах напишут, что это был несчастный случай, и тех ублюдков арестовали спустя пару часов, и что при них нашли метамфетамин, и что им светит минимум 15 лет, и что они проведут большую часть жизни за решёткой, но это не важно. Всё не важно. Потому что её нет.
Тогда я размышлял над многим. В медицинских отчётах говорилось, что всего одна пуля прошла насквозь через грудную клетку, что Алия истекла кровью за считанные минуты. А я тогда думал, больно ли ей было. Быстро ли она умерла. И понимала ли она, что умирает. А страшно ли умирать? Видишь ли ты этот белый свет, про который так все любят говорить?
Но никакие рассуждения уже не имели значения, потому что её не было. Вот так, в один миг, тебя не становится. От тебя остаются лишь воспоминания.

Настоящее время.

Мы с Мисти следуем за машиной моей сестры. Странно, но для нас дорога, которая у обычных людей занимает 20 минут, составляет всего 10. Возможно, в такие моменты быть призраком даже неплохо.
Интересно, для своей сестры я то же самое, что и для меня когда-то Алия? Воспоминание, которое постепенно оставит лишь лёгкое чувство грусти, и комок счастливых мгновений, который встаёт посреди горла, когда возникает в памяти?
Белоснежные двери открываются, и мы оказываемся в больнице святого Патрика. Люди в белых халатах, посетители, часть из которых молча уткнулись в свои телефоны в ожидании новостей от врачей.
Переходя через несколько этажей, мы оказываемся в отделении, где напряжение буквально ощущается в воздухе. Потому что это реанимация. Здесь люди делятся на категории, кому в скором времени предстоит увидеть белый свет. Если он, конечно же, есть. И люди, кого с радостью в блестящих глазах встретят их близкие. На момент мне становится жутко и странно. Странно от того, что я впервые задумываюсь над фактом. Я, что, ещё жив?
Ещё одни двери, и я вижу Эмму, склонявшуюся над больничной койкой и замираю. Это я.

Я, лежащий мёртвым грузом на кровати, с множеством трубок, ведущих к аппаратам. Моё лицо частично скрывают многочисленные кровоподтёки и синяки. Изо рта торчит трубка, а цвет лица бледнее на несколько тонов моего обычного.
Наверное, я бы подумал, что это какой-то кошмар. Самый страшный кошмар, в котором ты смотришь на своё, почти безжизненное, тело со стороны. Хотя, даже в самом страшном сне я не мог представить подобного.

– Эмс, сядь и выдохни, – Чарли нарушает молчание в палате, и Эмма почти беззвучно всхлипывает. Я чувствую, как Мисти снова сжимает мою руку, очевидно, пытаясь успокоить.
– Почему так происходит?! – Эмма вскрикивает, – Почему он? Почему сейчас?
Уверен, она может озвучить ещё много "почему", но кому от этого легче? Мы всегда задаём один и тот же вопрос, когда происходит подобное. Но никогда не получаем ответа. Не получаем лишь потому что его нет. Это жизнь. И никто не виноват в том, что подобное дерьмо произошло именно с тобой или с кем-то из твоих знакомых.
– Успокойся. Пока он жив. Пока он здесь. – Чарли кладёт руку ей на плечо, слушая как она начинает плакать.
Он даже не представляет, как прав. Я здесь. И я даже слышу их. Но никак не могу помочь. Никак не могу облегчить страдания моей сестры от возможных последствий.
Впрочем, пока ведь я жив. Возможно, только это заставляет меня так спокойно воспринимать всё происходящее вокруг. Ещё утром, встретившись с Мисти, я был уверен, что моя прежняя жизнь закончилась. А, оказывается, она продолжается.
А самое забавное, что я даже не знаю, как я оказался на этой больничной койке. Последние дни человеческой жизни словно стёрты из моей памяти.
– Чарли, врачи сказали, что шансов, что он выйдет из комы не много! – снова всхлипывает Эмма.
Мисти переводит на меня взволнованный взгляд, и я вздрагиваю вместе с ней. Я ожидал этого. Впрочем, как только я переступил порог этой палаты, я итак понимал, что это. Я не сплю. И не умер и поэтому оказался в странном мире Мисти. Я в коме.