Воскресни за 40 дней

Глава 1

«Когда летишь с моста, понимаешь, что все твои проблемы решаемы. Кроме одной. Ты уже летишь с моста».

Выживший самоубийца.

— Ты думал удивить меня этим? — презрительно спрашивал он, сжимая в руках мою открытку.

Я делал её со всей любовью. Я вложил в нее частичку себя, а теперь эту частичку растоптали, просто уничтожили. Меня уничтожили.

Парни вокруг него злорадно захохотали. Они показывали на меня пальцем, словно я с ног до головы облит грязью.

Мне было больно смотреть ему в глаза. На его светлом лице растянулась ухмылка, заставляющая слезы подступать к моим глазам, а его ни с чем несравнимые голубые глаза смотрели на меня с презрением.

А на что же я надеялся? Будь я милой симпатичной девушкой, он бы и улыбнулся мне в знак благодарности. Но перед ним сидел на земле потрепанный низкорослый парень с каштановыми волнистыми волосами. Этот неудачник больше похож на дошкольника. Он уродлив в своих глазах, в глазах одноклассников, в глазах всех. Всегда выделялся на фоне других тупостью, непониманием школьных предметов и неуклюжестью. А ведь он старается. Сверстников раздражало в нем все, начиная от школьной формы, которую носил лишь он в классе, заканчивая действиями.

И этим неудачником был именно я, четырнадцатилетний паренек по имени Даан.

— А давайте выльем на него голубую краску? — предложил один из недалеких по уму громил. От одного его неухоженного вида меня всегда тошнило, ибо был он не просто ужасен внешне, но и отвратителен характером. Казалось, родился уже с запахом перегара и чипсов — это зловоние следовало за ним повсюду.

— Нет, для него это будет слишком просто, — отозвался пацан в зеленой кепке. В школе он прославился как «прекраснейший из прекраснейших». Я мог сказать, что он действительно привлекателен. Мне нравятся его волосы, зачесанные назад, одежда, выполненная умелыми руками известных в Нидерландах модельеров. Но характером он напоминает типичного бабника из дешевого сериала. Зовут его Джесси, — Предлагаю рассказать об этом всему классу... Да что уж тут — школе.

Я стоял, не поднимая глаз. Лишь изредка посматривал на выпирающие костяшки рук.

Я не смел взглянуть на него, не смел больше думать о любви к нему, пусть и чувствовал, что она все еще жива во мне. Будучи униженным другими, я унижал себя лишь сильнее.

Как же я был глуп, когда решился на этот поступок! На что я надеялся, если даже ни разу не говорил с ним? Да как я вообще мог подумать, что люблю его? Да разве возможна любовь в столь раннем возрасте?

Каждый раз, когда я видел его в окружении кокетливых девушек, меня пожирала ревность. Почему же в моменты, когда очередная девушка протягивала ему новую сигарету, я был готов вырвать ее из рук и растоптать?

Я осознавал, что болен им. Болен настолько, что даже имя старался не произносить. В такие моменты мое тело деревенело. Алексис...

В груди защемило от обиды. Стыд материализовался, придавил меня к земле, ломил шею. Я не мог поднять полные слез глаза. Хотелось зарыдать, но каждый раз я останавливал себя огромным усилием воли. Непролитые слезы застряли острым комом в горле. От режущей боли хотелось сжать его. Несколько слезинок дали себе волю и разбились о сжатые кулаки. Я захныкал. Прикрыл лицо руками, скрывая свое и без того уродливое лицо, которое теперь казалось в разы уродливей из-за прилива крови к мокрым щекам.

— Смотрите, он плачет! — закричал кто-то и вслед за ним все начали громко смеяться.

Это добило меня окончательно. В оглушительном смехе я не различил лишь его голоса. Меня распирало желание взглянуть на него, но страх увидеть исказившиеся в смехе лица кучки балбесов отпугнул.

Что-то упало прямо передо мной. Я разомкнул пальцы. Возле меня лежал свернутый комок из плотной бумаги цвета хаки.

— Мне это не нужно, — холодно произнес Алексис.

Слова подействовали, как электрошокер. Я позабыл об уродливом виде и убрал руки от лица.

В его глазах ничего не читалось. Они были пустыми, безжизненными, будто перед ними был предмет, потерявший свою ценность. Именно предмет — я никогда не замечал, чтобы он испытывал ко мне хоть какие-то человеческие чувства.

Я убежал. В побеге видел единственное решение всех проблем, пусть и осознавал: от такой грязи мне никогда не удастся отмыться.