Антарова К.Е. "Две жизни" Том 3 ч. 2

Глава 28. Второе пробуждение в необычайной комнате Владыки.

Я проснулся сразу, с чувством такой силы, радости и счастья, каких я, казалось мне, еще не знал. Насколько изнемогающим, в смертной усталости и бессилии, я был сюда внесен Владыкой, настолько же гигантски сильным я чувствовал себя в своем пробуждении. Так как время исчезло из моей жизни, то я не мог отдать себе отчета, который теперь час, утро или вечер, день или ночь. Не знал я также, сколько времени я спал, и еще менее понимал, как долго я нахожусь вообще во владениях Владык мощи.

Я быстро вскочил с дивана, по ассоциации вспомнив, как поразил меня когда-то дорогой мой друг Венецианец, поднявшись мгновенно, упруго, как кошка, после своего непробудного сна в вагоне. Благословив то дивное время, когда я ничего не знал о Венецианце, а жил, спасаемый, ласкаемый и утешаемый, подле друга моего Флорентийца, послав благоговейное ему мое приветствие, я взглянул на стену у изголовья дивана, надеясь увидеть там дивный портрет Али-Мории, так поразивший меня в первый раз сиянием счастья и мира, которыми я сам был переполнен сейчас.

На стене клубился туман, прикрывавший облик Мории; но его прожигающий взгляд достиг меня даже через эту завесу. На этот раз я воспринял молнию глаз Мории как луч радости. Еще шире раскрылось сердце мое к счастью, еще ярче я понял Божественные слова: «Звучащая радость». Я опустился на колени, в порыве любви и благодарности протянул руки к портрету и воскликнул:

— Мория, Мория, Мория! Я молил Жизнь, чтобы спасся каждый, кто с верой и надеждой произнесет имя твое. В эту минуту радостью сердца моего я благословляю тебя, Великий Учитель, за те слова, что сказал ты мне у озера, мне, жалкому, несчастному мальчику, каким был я для всех. Твоя же любовь, как и любовь Венецианца, как милосердие И., подобрали меня и помогли выйти на ту тропу, где я увидел радость и счастье на лике твоем, понял радость и счастье жить для блага людей. Да будет благословенно Светлое Братство! Да откроются пути радости жить и творить всем тем, к кому меня посылает Великая Мать. О, Мория, будь мне примером и вечной памятью о том, как я должен научиться одному: забыть о себе и думать о других.

Благословляя имя моего божественного друга, я склонился до земли перед клубившимся туманом, скрывавшим его портрет. Когда я поднял голову, на меня смотрело чарующее лицо Мории, уста его счастливо и ласково улыбались, чаша в руках сверкала всеми цветами радуги, и тихий голос, точно прямо в ухо мне, говорил: