Я люблю тебя Чим

*

Солнце медленно опускается куда-то за горизонт; его прощальные лучи плавно идут по небу, окрашивая то в яркие цвета красного и оранжевого, и тенью скользят по земле. Солнце знает, когда ему надо уходить, когда надо уступать место темноте и сиянию звёзд.
Когда заходит солнце, он не спит. Он садиться за письменный стол в углу комнаты, освещённом тусклым светом лампы.
И сегодняшний день — не исключение. Пелена темноты опустилась на Дэгу весьма быстро, а внезапный порыв ветра, ворвавшийся в раскрытое окно одной из комнат квартиры парня, предупредил о том, что ночь будет долгой и холодной.
Юнги прикрыл глаза, ощущая, как по его коже пробегают мурашки, вызванные таким приятным для него холодом.

— Я тут, — раздался у него за спиной тихий голос Чимина. Юнги обернулся, а его губ коснулась довольная ухмылка.

— Привет Чимин, — произнес Юнги. — Чимин-а — парень с грохотом захлопнув окно и, подходил к пришедшему гостю — Давай, иди сюда.

Парень, до этого стоящий с опущенной головой и глазами, что-то недовольно пробурчал себе под нос, нехотя приподнял голову и глянул на Юнги. Чимин сделал шаг и проклиная весь мир, медленно начал подходить ближе.

— Ты был сегодня плохим мальчиком, — фразочка мурашками прошлась по телу Чимина. — И я просто обязан тебя наказать.

— Юнгии, — жалобно простонал парень, когда Мин припечатал того к поверхности стола.

Сдергивая одежду Юнги не мелочился, щедро осыпая пол одеждой Пака, превращая его любимый лук в груду тряпья под ногами
Его руки грубо проходят по бедрам и, дернув на себя, заставляют прогнуться, опираясь руками о стол. Покусывая мочку уха и проводя языком.

— Здесь, — Юнги проводит руками между ягодицами Пака, превращая его и без того не ровное дыхание в рыдания, переходящие во всхлипы, — не должно быть ничего, кроме меня.

Чимин видит, как тот медленно расстегивает брюки, высвобождая налившийся кровью возбужденный член, и его образ плывет перед глазами от помутневшего в блаженстве рассудка. Первый толчок, заполняющий, напряженно-выжидающий, сбивает сердечный ритм, до слез, вырывающихся из-под зажмуренных ресниц, до стона, оглушающего в своем истовом желании докричаться.

— Мой… Мой Юнги… — и так же, как и он всего несколько мгновений назад, таких быстрых, но таких длинных, как вечность, истово шепчет: — Мой… Люблю…

Он задает жесткий ритм, двигая Паковимы бедрами, насаживая на свой член, проникая глубоко, точно этими резкими ударами хочет вдавить его в себя. И он уже не может сопротивляться желанию получить разрядку, прогибается еще, зовя, прося наивно и по-детски:

— Хочу… дай… пожалуйста…

И шепот, глубокого родного голоса, слетающий с губ слишком тихо по сравнению с ударами бьющей в висках крови, кажется, вырывает Чимина из пространства, помещая в полный вакуум, где нет ничего, кроме блаженства, разрывающего на миллиарды атомов:

— Ты можешь кончить.

Чимин не сдерживая себя кончает себе на живот, а Юнги не медля делает последний толчок и изливается прямо в внутрь Пака.

***

В себя приходит сидящим у Юнги на коленях, прижатым к его груди, окидывая взглядом комнату: пол, устланный остатками его одежды, вещи со стола, стоявший раньше просто идеально.

— Ты как?  — его хватает только чтоб кивнуть, поморщившись от накатившего головокружения. — Ты наказан, — припечатывает он. — Неделя без секса. Никаких игрушек, пальцев и прочей херни. Я запрещаю тебе себя трогать, — и демонстративно прикасается к еще чувствительному колечку сфинктера. — Ты меня понял?

— Да, — с горько-сладкой теплотой в груди млеет от жесткой уверенности его тона, давя ехидную улыбочку и про себя замечая: — «Юнги-хён, ты забыл, что и сам не являешься железным»

— Никогда. Слышишь. Никогда не заставляй меня себя ревновать, — и как-то слишком нежно и сладко целует Чимина — Мой… Только мой… Я люблю тебя Чим.

Я смог,я написал.

Прошу оценить сию роботу- *.

Впервые пишу по Юнминам, все же я шиппер Юнсоков~

При виде ошибок прошу указывать, я плоха в грамматике))