– Стой! Чувствуешь, – сказал я принюхиваясь, когда мы вошли ко мне в дом. – Пахнет серой.
– Серой? – эхом повторил Игги; он активно заработал пятаком, стараясь учуять запах. – Я вроде не чувствую.
– Да нет же, воняет прямо. А ты знаешь о чем говорит признак серы в доме, Игги? – продолжал я серьезным тоном.
– Нет. О чем? – спросил он
– О том, что в дом проникли демоны, – ответил я, искоса бросая на него беспокойный взгляд. – Только они оставляют после себя серу.
– Демоны!? – пискнул друг; его глаза округлились, как две монеты. – Ты в-в-ведь это шутишь, правда? Скажи, что правда. Кев, пожалуйста, скажи, что ты шутишь.
– Нет, – наконец прошептал я, не сводя глаз с его мокрого, раскрасневшегося лица. В этот момент он в точности походил на испуганного поросенка, увидевшего невдалеке здоровенного клыкастого волка. – С такими вещами не шутят, приятель.
– И что нам делать?
– Нужна соль. Ищи соль, Игги, пока он нас не заметил.
Игги пристально на меня посмотрел. Его глазки сузились.
– Идиот! – огрызнулся он, замахиваясь на меня кулаком. – Неужели тебе не хватает того, что происходит?
– А что происходит? – довольно ухмыльнулся я, уворачиваясь от его шуточного удара.
Мы прошли на кухню и он со вздохом взвалился на стул, лениво распластавшись на нем, как черепаха.
Мы двинули из лавки мистера Кричмена где-то к шести часам вечера. На улице еще светило, но обжигающий жар спал, в воздухе стояла приятная прохлада. Откуда-то несло запахом костра, навевающим что-то близкое, что-то родное. Скорее всего я вспомнил, как мы устраивали пикники всем классом прошлым летом и, как я тогда чуть было не сжег нашего классного руководителя мистера Корнели, который всюду нас опекал. «Не лазь на ветку, Кевин, а то упадешь. Там глубоко – плавай тут. Не прыгайте через костер! Не стойте слишком близко к костру. Костер – это вам не туалет! Куда это ты пошел? Хочешь, чтобы тебя схавали медведи?» Это вышло совершенно случайно, но, как он тогда кричал на меня – и после поджога, и во время него. Славные, в общем, деньки. Уж мы тогда нахохотались. И мистер Корнели тоже запомнил тот день на всю жизнь. Думаю он меня боится. Счет в мою пользу.
Мама еще была на работе, поэтому в доме присутствовали только мы с Игги.
– Тот старик на дороге, он тебя вовсе не напугал?
– Еще как напугал! Этот псих долбаный, – пробормотал я, роясь в шкафчиках в поисках чего-нибудь съестного. – Но, что было, то прошло. Надеюсь больше мы его не увидим.
Я отрезал толстые куски хлеба и приготовил нам два сэндвича из колбасы, сыра и свежей зелени.
– Тебе разве не интересно, как он сумел исчезнуть прямо у нас на глазах?
– Поверь мне, очень интересно. И я бы обязательно у него об этом спросил на досуге, но знаешь, порой мы не можем найти ответы, как бы сильно не старались их искать. И лучше оставить эти поиски, чтобы не съехать с катушек от жуткого осознания, что ответа, как такового нет и никогда не было. Или он не соответствует нашей истине.
– Ни че не понял, – отозвался друг, забавно захлопав ресницами.
– Я тоже, – признался я, – но в этом и заключается смысл – мы просто никогда этого не поймем. Даже если бы он растолковал все детально. Возможно это обман зрения от лучей солнца или у нас от жары мозг глюканул.
– Что – у обоих?
– Не исключено.
Разлив по стаканам чай, я положил все это на стол и мы принялись за еду.
– Какого хрена!? – неожиданно издал вопль Игги, с отвращением отбрасывая надкусанный сэндвич на пол. Его лицо вмиг позеленело. Он надул щеки так, будто его собиралось тошнить.
– В чем дело? – спросил я недоуменно.
Он не отвечал мне. Но потом я увидел все сам.
Между ломтиками хлеба была хорошо спрятана отрубленная головка голубя, с засохшей кровавой коркой на болезненно-грязной макушке, вонявшей от жары. И он ее чуть было не слопал!
– Это твоих рук дело!? – надрывно закричал он. – Ты больной, что ли? Зачем ты это сделал!?
– Что? Игги, я...
– Ты просто псих ненормальный! – продолжал он, дрожа всем телом от страха и омерзения.
– Но это не я! – запротестовал я, ощущая, как по коже гуляет сотни мурашек. Желудок завязался морским узлом. Я сдерживался, глядя на окровавленную влажную головку, чтобы не потерять свой обед. – Я готовил перед твоим носом и ничего не подкладывал! Клянусь! Ты же все видел!
Но он не был настроен к дальнейшей беседе. И не хотел ничего выяснять. Даже самые убедительные речи не подействовали бы на друга. Игги просто не мог успокоиться.
– Ты заплатишь за это, Кевин! Тебе все отзовется! Когда-нибудь ты останешься один, в полном одиночестве! И тогда вспомнишь, как издевался над многими!.. Иди ты к черту! – выпалил он и бросился вон из комнаты.
Я не успел его остановить. Я был в ужасе и замешательстве. Склонив голову вниз, сидел в полумраке кухни и смотрел на это безобразие. А стеклянные глаза голубя безжизненно смотрели на меня в ответ.
Я готовил нам сэндвичи. Но кто тогда подложил отрубленную голову птицы? И как он это провернул!?
***
– Как-то странно, – произнес я совершенно случайно. – Не могу понять.
– Ты плохо себя чувствуешь? Говори, где болит?
Мама опустилась напротив, с волнением заглядывая мне в лицо.
На следующий день от случившегося после обеда я сидел в гостиной в кресле и наблюдал, как мама занимается уборкой, точно пчелка порхая от одной вещи к другой, смахивая метелкой пыль. Всю ночь я не сомкнул глаз, вспоминая жуткий инцидент, и уснул только под утро. В последнее время меня стала часто посещать бессонница.
– Не, мам, нигде не болит. Странно то, что я практически не помню, что было вчера. И до этого. Как-то странно, – снова повторил я отчужденно, наверное даже не расслышав собственных слов. И скорее обращался больше к себе, нежели к маме.
– Ну, это нормально, – отвечала она, возвращаясь к своим заботам. – Видимо день был неинтересным, вот и не запомнился тебе.
Я хмыкнул.
– Иногда люди настолько рассеяны, – продолжала мама, – что не могут вспомнить, что делали пару минут назад.
– Я помню свое имя, как зовут тебя, где учусь и нашего почтальона Бакстера, но события минувших дней для меня, как в тумане.
– Если тебя это так волнует можем съездить к врачу?
– Нет, – сказал я, натянуто улыбнувшись ей, – все нормально. Правда. – Но улыбка тут же сползла с лица.
– Ты же был вроде с Игги. Позвони ему.
– Мы с ним вчера поссорились.
Она повернулась и подозрительно обратила на меня взор, сложив руки на груди так, будто собиралась в чем-то отчитывать.
– Ты сделал ему какую-то гадость? Опять твои проделки, ну сколько можно? Без друзей хочешь остаться?
– И ты туда же? – недовольно застонал я. – Ничего я ему не делал. Так получилось... долго рассказывать, в общем, – отмахнулся я, спрыгивая с кресла. – Пойду проветрюсь.
– Веди себя хорошо, Кев, – сказала мама на прощание.
– Угу, – буркнул я в ответ.
На улице, как всегда было солнечно. Просто кошмар какой-то, а не день.
За что? Почему ты насылаешь на нас эти убийственные лучи, обращался я к небу. От жары воздух над асфальтом плавился. На теле незамедлительно выступил пот; вся майка им пропиталась. Глаза мои сузились, как будто я боролся со сном... или кого-то подозревал в преступлении. Как же хочется дождя! Хочу дождь! М-м-м, не помогает. Но я и не надеялся на успех.
Дурацкое солнце! Дурацкое!
Оглядевшись по сторонам, ноги сами понесли меня на участок Джаггеров. Билли сидел ко мне спиной на травке и во что-то увлечено играл. В вытянутой правой руке он держал лопатку, а другой он почему-то рыл землю.
«Наверное, в строителя играет, – подумал я. – Сейчас малость его попугаем»
Настроение было паршивое и начисто испорчено погодой. И поэтому под горячую руку угодил малыш Билли, беззаботно копающий во дворе лунку. Кажется он не слышал, как я крадусь к нему сзади, и совершенно ни о чем не подозревал.
«Сейчас будет много-много-много крика. И лучше бы закрыть уши ладонями, чтобы не оглохнуть»
Я был почти у цели, еще каких-то пару метров, когда раздался голос.
– А я тебя давно жду, – спокойно сказал Билли, не двигаясь с места; он усердно работал лопаткой и даже не удосужился повернуться ко мне.
– И что же меня выдало? – спросил я заинтересовано, замерев на месте.
– Ты слишком громко дышишь, – тем же милым детским голосочком отвечал он, разрыхляя землю и втыкая в нее острый конец лопаточки. – Слишком сильно бьется твое сердечко.
Я не мог скрыть удивления, хотя, к счастью, он не видел выражения моего лица. Я сумел перебороть чувства и принять тот же невозмутимый вид.
– Ты чего, малявка, моим же оружием решил?
– Это не твое оружие. Больше не твое. Не ты его придумал, Кевин, – отвечал Билли. – Собаки голодны, я натравлю их на тебя. Они так изголодались, Кевин. Ты болен. У тебя больная душа. Демоны голодны, я натравлю их на тебя. Они уже лают в клетках.
Он говорил четко, с выдержанной интонацией и без запинки. Куда же подевался сопливый мямля Билли?
– Ты что несешь? Какие еще собаки? Какие демоны? Голову напекло на чертовом солнце? – воскликнул я. – Палит нещадно.
Из ротика малыша вырвался смешок.
– Надеюсь у тебя хорошая дыхалка. Потому что, чтобы выжить в этой игре, Кевин, нужно быстро бегать. Надеюсь у тебя нет астмы, иначе будет не так весело.
Он вдруг разразился злобным отрывистым смехом.
– Ты допрыгался, карапуз! – закричал я в гневе, направляясь к нему с желанием наподдать, как следует.
Но остановился, как вкопанный. Рот раскрылся от изумления. И страха разумеется. Страх – это сладкое слово, которое я часто люблю повторять и наказывать им, оно ласкает слух и придает сил пугать детишек, и в одно мгновение оно обратилось против меня. Кровь застыла в жилах.
У Билли вместо кисти левой руки была большая крабья клешня. Он щелкал ею и смеялся.
Я протер глаза, но мне не показалось. Его смех увеличился. Он повернул ко мне голову, махая лопаткой, с которой сыпалась рыхлая черная земля.
– Я копаю тебе могилу, Кевин! – вопил он, как оглашенный. – Они уже на свободе и ищут тебя! Беги, что есть мочи, Кевин! Беги, пока не поздно! Беги же! – Он угрожающе вытянул вперед клешню и щелкнул пару раз, как бы собираясь оттяпать мне шею.
Я тяжело сглотнул... И бросился наутек. Назад домой. По дороге споткнулся и здорово ушиб колено, но превозмогая боль побежал дальше, слыша позади себя кошмарный заливистый детский смех.
«У меня конкретно едет крыша, – думал я, хватаясь за голову. – Видимо от недосыпания»
Я старался объясниться, найти какое-то разумное оправдание тому, что видел, привести похожие случаи других очевидцев, но в мыслях стоял полный сумбур. Незапланированное сборище бесполезных вопросов и не менее бредовых ответов, расходящихся, как бурный поток воды. Однако я не робкого десятка и знаю, когда сказать мозгу «Стоп». Мне лишь понадобилось уединиться в своей комнате, лечь на кровати и закрыть глаза, с шумом вдыхая и выдыхая воздух. Это помогало и буквально через десять минут я снова вернулся к реальности. А о клешнях решил, пока не вспоминать.
«Обман зрения, – рьяно убеждал себя я, повторяя это, как мантру. – От проклятых лучей солнца. Или на крайняк мозг глюканул. Все от этой самой пресловутой жары, будь она неладна! Так оно и есть. Иначе никак. Иначе дурдом, конечная станция, выходим»
Я медленно встал с кровати и решил проверить свою гипотезу. Выглянул в окно. Билли сидел на газоне возле веранды и играл с красным совочком, размахивая им в воздухе так, что земля прилепившаяся к его боковым краям разлеталась в разные стороны. Клешни я вроде не заметил и с облегчением выдохнул, смахнув ладонью со лба пот. Это все мое увлеченное воображение, видимо тоже любит попугать. Я нервно улыбнулся, хотя радоваться тут было нечему.
Веселье продолжалось не долго, ибо в глубине души я понимал, что происходит что-то неладное и так просто оно не закончится. Что-то в корне изменилось – в окружающем мире или внутри меня, главное я чувствую это. Страх осязаем и мне довелось испытать это на собственной шкуре.
Продолжение следует...
