Наташа сегодня свободна, и это неожиданно даже для нее самой - она не знает, как тратить свободу.
Улицы Вены по-своему прекрасны, но во многих из них прячутся воспоминания. Например, о коллекции фотографий. Наташа не скажет «Я была в Риме», Наташа вспомнит фамилии тех, кого она выслеживала в Риме. И лишь потом - сам Рим.
Все воспоминания о городах чужих мечтаний - в кровавых полосах. Когда она вешает на стену старой квартиры очередную фотографию, ей отчаянно хочется залить все к черту красной краской. Половину перестанет быть видно, а оставшееся украсят брызги крови. И так будет правдивее.
Наташа идет ровной походкой и вдруг замирает. Это не старый знакомый - ее шаги стали бы более непринужденными. Это не объект - ее походка перетекла бы в скользящую. Это просто магазин детской одежды, идиллически-пастельно-розовый.
Наташа долго смотрит на маленькие атрибуты младенцев. Пустышка с глупой заячьей мордой. Нелепые детские пинетки. Идиотские ползунки с божьими коровками. Так она думает.
Глубоко внутри бьются совсем другие слова: «трогательные», «мягкие», «милые».
- Не хотите зайти? - спрашивает ее кто-то.
- Нет, - не глядя, отрезает Наташа.
Она идет быстро, резко, целеустремленно. Она достает мобильник и звонит Фьюри с просьбой отменить выходной и дать ей работу. И Ник дает, даже не спрашивая, зачем. Вряд ли он догадывается точно.
Но в его распоряжении личное дело агента Романофф, где напротив графы «дети» стоит «добровольная стерилизация».
