Всему виной время.

Pt. 1

Тэхен вздохнул, когда к его метке прикоснулись, и перевел взгляд на носки намджуновых кроссовок. Тот молча следил за движениями Тэ из-под козырька кепки, рассматривая цифры на запястье внутренней стороны его ладони. Они состояли из капилляров, неумолимо сокращающихся с каждой секундой.

Тэхён поднял голову, и Джун легонько коснулся его щеки.

Вдруг откуда-то вынырнул поезд и промчался так быстро, что парни едва успели рассмотреть его удаляющийся силуэт.

Стемнело достаточно, чтобы вечер медленно перетек в свидание.

Уже прошло много времени с момента появления капиллярной метки. Тэхён ждал, смотрел, просчитывал в голове время встречи и отмечал дату — что отнюдь не была праздничной — в каждом новом календаре черным неровным кружочком. Он покупал календарь, спустя месяц срывал, комкал в истерике и выбрасывал, а затем приобретал новый.

Всему виной время, что, бывало, скачет, то уменьшаясь до нескольких дней, часов или даже секунд, то вновь растягиваясь на год. Спустя сотни дней, проведенных в неведении, когда, казалось, вот-вот произойдет чудо, и он уже тянул руку вверх, чтобы оповестить своего соула о том, что именно его тот выискивает в толпе — время резко останавливалось. Цифры с бешеной скоростью увеличивались в количестве, а Тэхену оставалось только молча сходить с ума, не понимая, с чем связана эта пропасть между ними в несколько сотен тысяч минут.

Может, родственная душа не хочет видеть Тэ? Или это сам Тэхён глубоко в душе протестует против встречи?

Замкнутый круг догадок и неясных сомнений медленно вращал его, вызывая тем самым головокружение, напоминающее катание на карусели в далеком, призрачном детстве. Тэхен вспоминает этот период в своей жизни с содроганием сердца, потому что до смешного впечатлителен. Потому что тогда произошло то, что не хило повлияло на становление его личности.

Это случилось с Кимом одним летним вечером.

Старые дворы, за детской площадкой — посадка, узкие тропинки и город, а Тэ прячется за непроглядной зеленой стенкой и радуется жизни. Радоваться особо нечему, но и для уныния нет причин.

Карусель со скрипом кружится, а вместе с ней и пейзаж, мелькающая вдалеке ребятня, дом, звезды на ровном, как стеклышко, небосводе.

Тэхёна приглашают сыграть в «бутылочку» и он, совсем еще не вникая в смысл предложенного развлечения, соглашается. Бутылочка временами настигает его, в таких случаях он должен отозваться на поцелуй в щеку или поцеловать сам. Пока еще только робко, едва уловимо и в мягкие девчачьи щечки, он только «за».

Когда дело доходит до взрослого поцелуя, а такой обязательно «с языком» и не менее секунды, Тэхён нервничает, но бутылочку заводит и прокручивает. Та вертится, замедляется, останавливается, а парень напротив совсем спокойно и без колебаний придвигается ближе, не опасаясь контакта с человеком своего пола в таком нежном возрасте.

Тэхёну ничего не остается, как сбежать. Позорно, взволнованно, не оборачиваясь на смех и крики о том, что он, Ким Тэхён-и, последний трус и, кажется, единственный нецеловенный в их кругу семилетка. Позже, возле металлических ворот заброшенного дома, он сидел с тем же черноволосым мальчиком, что был его старше, и судорожно соображал: а стоит ли? Тот подначивал, говорил, чтобы Тэ не боялся и «ты же не трусишь, да?».

— Две секунды, — уговаривал он. — Ты проиграл в бутылочку и обязан поцеловать, — пухлощекий соседский мальчишка озорно улыбнулся, но, заприметив ужас, застывший на лице Тэхена, посерьезнел.

Спустя несколько секунд душевных терзаний, Тэ быстро прижался к чужим губам, проскальзывая в рот языком, как обещалось, и, не насчитав даже одной секунды, сорвался с места под аккомпанемент возмущений недовольного соседа. Кое-как перелез через забор, едва не свалившись наземь, и умчал.

С тех пор, как только на горизонте появлялась знакомая компания, Тэхён уносил ноги домой. На чужие уговоры выйти во двор погулять, отвечал категорическим «нет, и не просите», а вскоре, к огромному облегчению, переехал.

Он не раз еще переезжал, срываясь с насиженного места до тех пор, пока не оказался в большом городе, где жизнь кипела иначе, совсем в другую сторону вертелись шестеренки, а чтобы выжить, тоже приходилось вертеться в нужном направлении, даже если кружилась голова.