Королева Зачарованных Лесов

ТРЕТЬЯ НОЧЬ. НАВЬЯ НОЧЬ

Сказывают, на третий день мертвые возвращаются – приходят во тьме стылой, морозной, а коль придется тот день на излом осенний, то вовсе несдобровать родным покойника. Уведет он тогда во тьму, в Навь проклятую.

Уведет.

Руки его – как птичьи лапы, когти черные, крепкие, губы его – синие, как голубика, и таким же бархатным налетом, как наледью, покрыты. Глаза его – болото, ил там, грязь там, земля, с кровью смешанная там. Кожа – бледна, как саван, в котором приходит навий к своему дому. Как саван, что ветошью вьется по ветру – и запах тлена и разложения, могильный запах кладбищенский несется за тем, кто пришел из царства мертвых.

Не плач, не тоскуй – и тогда, быть может, минует тебя злая участь проклятая. Закрой сердце свое и глаза, дом запри на все засовы. Ставни захлопни. Насыпь соль под окнами да на пороге, святой воды налей под крыльцо, трав обережных развесь метелки по всем стенам – пусть горечь их охраняет от беды. Пусть запах их прогонит кладбищенскую вонь, что туманными жгутами в щели меж ставнями пытается пробраться...

Вой слышен вдалеке – жуткий, страшный.

Стынет кровь у вдовицы от воя того – и кажется, не кровь уже в ней течет, а воды реки мертвой, и черны они, и глубоки. И вереск навий прорастает из половиц, норовит за ноги ухватить, чтобы оплести-обморочить, утянуть в подпол, где нет власти светлым силам, где криксы да кикиморы прячутся.

Третья ночь скалится за окном, воет ветрами холодными, несет могильный тлен, землю кладбищенскую под дверь загоняет, третья ночь совой кричит, волком-перевертышем бежит по лесам, третья ночь лунным маревом туманным затопила луга и поляны, и ждет-поджидает, когда же посланник ее приведет жену свою к границе между мирами.

Третья ночь распахнула врата в мир Навий, в мир мертвый, мир черный, мир зла и тлена. И стоит покойник перед родным порогом, плащ на нем – земля и корни старого вяза, корона – мох и шиповник колючий, браслеты – ветки ольхи. В дар он принес платье из трав болотных, венец из костей звериных, ожерелье из сухих ягод костяники и рябины – и горят кроваво ягоды эти, и кажутся дивными каменьями, рубинами иль гранатами.

Чуть приоткрыла ставни вдовица, привлеченная сполохами этими волшебными, и смотрит на окаменевшие ягоды, взгляда оторвать от них не может. И кажется ей – все бы отдала за такое ожерелье.

...Идут по тропе мертвых - рука об руку – две черных тени, два навьих призрака. И на груди одного из них горят кровавым огнем ягоды, что кажутся издали рубинами или гранатами. И летит по следам мертвецов стая черных птиц, и тянется дымка костров осенних, и пахнет тленом могильным... и земля инеем покрывается, словно бы тени эти родом из зимних ночей стылых.

Третья ночь заканчивается, рассвет родонитовый над землей алеет.

Не плачь по мертвому.

Не зови его к порогу своему.