Медовый месяц

Картина 15 - тимьян

Выйдя из города, я долго не встречал ни души на пути. И вот я снова остался совсем без провизии, как судьба принесла меня в диковинную долину таких крутых холмов, что низины не разглядеть было за густым золотым туманом. Вдобавок на них стояли упирающиеся в самое небо башни, что головы приходилось задирать верхушек ради. Соединяли их каменные да деревянные мостики над бездонным обрывом. Удивительное зрелище, скажу я тебе. Я вышел в долину под вечер, солнце как раз спускалось за горизонт, и лучи игрались меж неровной череды холмов с башнями, отчего с них вырастали большие длинные тени. Весь мир становился как будто сделан из тонких тёмных и багряных полос, он светился.

Из интереса я прошёл по мосту прямиком на широкую лестницу к башне, всем телом налёг на ворота, отчего они еле-еле отворились, и я вошёл внутрь. Там стояла гробовая тишина. Всё здесь казалось каким-то необычным, как из другого мира. Там и сям дымили тонкие лучинки в золотистых лодочках — в воздухе застоялся мягкий аромат. На полу сидели люди с закрытыми глазами. У всех на лицах стояли успокоенные выражения, как если б им слышалась очень приятная мелодия. Я ступал меж рядов монахов незамеченным, пока не дошёл до небольшого павильона, где сидел один человек. Среди них всех он один был одет во всё белое и золотое. Я нагнулся прямо к его лицу, решил рассмотреть получше, а он и бровью не повёл. И всё же он как чуял, что я здесь.

Не знаю, сколько минут я ходил по башне, только солнце успело скрыться из виду, а монахи наконец открыли глаза. Молча они поднялись на ноги и по одному взяли путь к узенькой лестнице сбоку от ворот. Чинно они друг за дружкой разошлись на ночлег, и зала опустела. Тогда мужчина в золотом встал и не спеша вышел на улицу. Сгустилась темень, на холмы опустились туманы, под крышами башен зажглись огни. Вскоре всякий холм мерцал мелкими фонариками. Человек в золотом босыми ступнями любовно касался мха у себя под ногами и со счастьем слушал стрекот кузнечиков и соловьёв. Я видал, как его глаза смягчались, а на лице появлялась улыбка, когда он мельком поглядывал на башни. Где-то через полчаса он зашёл в свою башню и запер ворота на засов.

По винтовой лестнице он поднялся в маленькую комнату с множеством красных гобеленов, под самой крышей. У каждого окна мужчина развесил по бумажному фонарику. Затем он потушил огни в комнате, разделся и лёг в скромную постель. А я прямо-таки пристал к окнам. Отсюда была видна вся эта чудесная долина. Башни показались сумеречными колоннами между небом и землёй. Я видел маленькие точки фонариков в тумане, слышал тонкие отголоски живности снизу. С радостью отдал пару страничек в блокноте зарисовкам того места. По сей день прекрасно помню его: ну точно иллюстрация из восточной сказки. Спал я в скромной постели, как и хозяин, правда чудеса за окном долго не давали мне покоя.

Проснулся я вместе с первыми соловьями. Мужчины уже не было в постели. Нижняя комната пустовала, а ворота были распахнуты. Я обошёл весь холм и принялся переходить по широким мостам, которые куда больше напоминали бульвары — длинные и просторные, хоть дом построй. Какой бы холм я не посещал, ни на одном не встретил хоть человека. Оказалось, все сбежались на обед на холм с приземистым домишкой и широкой белокаменной площадкой. Народ сидел прямо на камне с похлёбкой в руках, а другие с деревянными мисками ходили туда-сюда из дверей. Я переждал, как все зайдут вовнутрь, и сам заглянул в дом. Монахи сидели за низкими столами и молча наслаждались пищей.

Знаешь, Леи, в их молчании я нашёл столько веры в их благое дело. Я не знаю всего мира, но уже понял, что слишком много людей зовут его ужасно холодным и недружелюбным местом. Я прихожу к таким людям, чтобы вновь открыть им глаза на цвета на свете, а теперь вдруг узнаю, что в мире есть те, кто делает для меня то же. Они полны искренней веры в людскую добродетель, а словами они не обласкают и не обманут, ведь им они вовсе не нужны, если за них говорили их действия.

На попечении монахов я провёл где-то месяц. Так уж хорошо было в их обители, что мне совсем не хотелось покидать её ради поисков нового прибежища. В трапезной они выделили особый уголок для странников, чтобы те кормились их едой. Мне выдалось массу свободного времени потратить на прогулки, вот я и разведал, что на одном из холмов были разбиты пышные сады. Монахам любо приходилось гулять под деревьями, собирать плоды и наслаждаться цветением даже самого малого кустика. Пару особенных дней в году весь холм оказывался усыпан цветами, и как глянь в низины — целые реки лепестков стремились туда бурными водопадами. По ночам они соединяли башни тоненькими дорожками света.

На холмах я впервые за долгие годы почувствовал спокойствие. Мне хотелось всю жизнь просыпаться с золотым солнцем, гулять по мостам, слушать соловьёв и кузнечиков, а с закатом встречать свежие туманы и ночь, и я вдруг понял, как легко жить в этом, очарованным красотой жизни. На ум не приходило картины лучше до встречи с тобой.

Я сижу в кафе ночью и отгоняю сон огарком свечи. Только он догорит, я снова отправлюсь в неведомое странствие. Поэтому я пишу тебе, на прощание, чтобы ты верила во все свои мечты и знала, что однажды я непременно постучусь к тебе в дверь, и вместе мы непременно займёмся тем, как начнём воплощать их в жизнь.

Твой Скайт