Унесённые ветром

Глава 55

— Дорогая моя, я не приму от тебя никаких объяснений и не желаю их слышать, — решительно заявила Мелани, осторожно положив худенькие пальчики на дрожащие губы Скарлетт и заставляя ее умолкнуть. — Ты оскорбляешь самое себя, и Эшли, и меня, даже думая, что между нами необходимы какие-то объяснения. Ведь мы трое.., как солдаты сражались вместе на протяжении стольких лет, так что мне даже стыдно за тебя: ну, как ты могла подумать, что досужие сплетни могут возвести между нами стену. Да неужели ты считаешь, я поверю, будто ты и мой Эшли... Какие глупости! Ведь я же знаю тебя, как никто в целом свете! Ты думаешь, я забыла, как самозабвенно ты жертвовала собой ради Эшли, Бо и меня, — забыла все, что ты сделала, начиная с того, что спасла мне жизнь, и кончая тем, что не дала нам умереть с голоду! Ты думаешь, я не помню, как ты шла босая, со стертыми в кровь руками за плугом, в который была впряжена лошадь того янки, — шла, чтобы мне и моему ребенку было что есть, — а если я это помню, то как могу поверить всяким гадостям про тебя? Я не желаю больше слышать ни слова от тебя, Скарлетт О'Хара. Ни единого слова.

— Но... — Скарлетт запнулась и умолкла.

Ретт покинул город час тому назад с Бонни и Присси, и к позору и злости Скарлетт прибавилось отчаяние. А сейчас, когда Мелани стала ее защищать, тогда как сама она, Скарлетт, чувствовала себя глубоко виноватой, — этого она и вовсе не в состоянии была вынести. Если бы Мелани поверила Индии и Арчи, оскорбила бы ее на празднике или хотя бы холодно приняла, она могла бы еще высоко держать голову и обороняться всеми видами оружия, какие имелись в ее распоряжении. Но при воспоминании о том, как Мелани, стоя рядом с нею словно тонкий сверкающий клинок, помогла предотвратить ее падение в глазах общества, с каким достоинством, с каким вызовом смотрела она на всех, — Скарлетт понимала, что если быть честной, надо во всем признаться. Да, выплеснуть из себя все, начиная с тех далеких дней на освещенном солнцем крыльце Тары.

К такому шагу Скарлетт побуждала совесть, которая хоть и долго молчала, но все еще способна была поднять голос, — совесть истинно верующей католички. «Покайся в грехах своих и понеси наказание за них в горе и смирении». Эллин сотни раз повторяла ей это, и сейчас, в критическую минуту, религиозное воспитание Эллин дало себя знать. Она покается — да, покается во всем, в каждом взгляде, в каждом слове, в тех немногих ласках, которые были между ними, и тогда господь, возможно, облегчит ее муки и даст ей покой. А наказанием ей послужит изменившееся лицо Мелани, на котором вместо любви и доверия появятся ужас и отвращение. О, какое это будет тяжкое наказание, с болью подумала Скарлетт, до конца жизни помнить лицо Мелани, знать, что Мелани известно, какая она мелкая, низкая, двуличная и неверная, какая лгунья.