ОЛЬГА. Ну вот! Я красивая! Я очень красивая! А они ничего не смыслят! Неправда! Я такая добрая, я всех люблю, всех жалею! Я очень красивая! Я раздевалась, в зеркало на себя смотрела,
когда матери дома не было! С лица воду не пить, мать мне говорит! Вот! Она говорит, что я куколка базарная! Красавица, говорит! Тело у меня красивое, вот так, Алёшенька! Алёша, Алексей,
вот так...
Торопливыми пальцами принялась расстёгивать пуговки халата. Длинный, пугающий звонок в дверь.
(Плачет.) Господи-и-и-и...
Алексей, зажатый в угол, вскакивает с топчана, вываливается в большую комнату, перекидывает несколько горшочков с цветами, топчет цветы, быстро убегает в свою комнату, захлопывает
дверь, прижимается к ней. Потом бросается за стол, принимается лихорадочно писать. Встал, поправил портрет Хэмингуэя, снял его, попробовал поставить в другое место. Снова повесил.
Что-то быстро пишет. Ольга трясёт головой, разбрызгивая слёзы. Встала. Пошла к двери, потому что звонят и звонят.
ОЛЬГА. Кто там? Я тебе сказала - не ходи! Заманал не пробегал? Нет? Чего надо, ну?
ИННА. (за дверью.) Пусти, зараза... Оглохла, что ли?
ОЛЬГА. Инна, ты?
ИННА. Да кто ещё-то? Кому вы нужны, кроме меня? Открывай, а то разнесу дверь сейчас к ебене матери... Собака!
Ольга открывает дверь. На пороге стоит ИННА. Ей 35 лет. В белом запачканном грязью плаще. Губы размалёваны. Весьма, так сказать, потасканная дама. В данный момент - пьяная.
ОЛЬГА. (кричит.) Ну, чего тебе? Зачем пришла так поздно? Ходишь тут, людей пугаешь... Я уже сплю, матери нету, чего тебе надо? Нету у тебя дома, что ли, что ты шляешься по людям среди
ночи, ну?!
Инна встала в коридоре, приняла позу манекенщицы, запахнула оранжевый шарф на шею.
ИННА. (громко.) Инна Зайцева! Советский Союз! Впервые без намордника! (Радостно.) Оля! Пришла проститься с вами! С тобой, сестричка. С мамочкой. Говорят - сегодня ночью
шандарахнет. Всех нас накроет. Давайте, простимся, что ли, по-человечески, хоть вы и суки обе, собаки натуральные! (Достала из сумки бутылку дешёвого вина.) Ну, что смотришь? Ага. Я
опять кривoлла. Ну, а как тут не напиться? Оля? Сестричка моя милая, родная, как? (Плачет, обнимает Ольгу.) Сегодня, сказали, будет нам всем ночью пиз... Ну, кранты, то есть, понимаешь?
Всё, Оля, в последний раз! (Рыдает.) Милая моя! Прости, что я тебя обижала! Но и ты тоже падла порядочная всегда была! И мама твоя! То есть, наша общая! Надо сегодня, однако, простить
все грехи друг другу, а? Давай, а? Ну?
