Изумрудные сказки [ФАНФИК О ЛОКИ]

Отрицание

    Пустая камера и белые стены давили на него. Он совершенно один в идеальной тишине. Даже собственное дыхание кажется неимоверно громким. Каждая мысль, проскакивающая в его голове, звучит, словно удар наковальни. Громогласно, резко, неожиданно. Локи совершенно ничего не хочет. Он не хочет есть, не хочет пить или спать. Он просто не может хотеть в этот момент. Только что закончился суд. Это был первый серьезный суд над ним. Мужчина был повержен.

    Ему не позволяли говорить на этом суде, на его челюсти красовался массивный намордник. Лофт стоял посреди Тронного Зала, наблюдая за всеми, вслушиваясь в каждое слово, каждый вздох. В Зале стоял равномерный гул голосов, Один добивался смягчения наказания ради своей жены, что любила Бога Лжи, как родного, а сама Фригга, уже не сдерживая рыданий матери, которая вот-вот потеряет сына, стояла в стороне. Трикстеру было тяжко смотреть на женщину, что плачет из-за него, но и сделать уже ничего нельзя. Он ни капельки не стыдился своих поступков, какими бы ужасными они не были. Он уже совершил это действие. На то были причины.

    Вердикт вынесен. Один что-то рассказывает. Снова его длинные, пафосные речи. Локи никогда не слушал.

- ...Приговаривается к вечному заточению в темницах Асгарда. - долетело до его ушей. Старик будто бы говорил это с сожалением. Но Трикстер больше не верил Одину. Натянулись цепи его кандалов, заставляющие развернуться и идти назад, к выходу из Зала.

    Лофт стоял посреди камеры, переполненный злостью. Лучше бы они казнили его. Не было бы того чувства позора, когда все лелеют тебя за плохие поступки, смягчают наказание, как для маленького, еще не осмыслившего жизнь, мальчика. Его пытались оправдать, не считая за опасного преступника. Почему они не воспринимают его в серьез?!

    Локи огляделся. Вокруг него стояла мебель, напоминающая убранство его покоев. На железном, темном столе стоял сосуд с вином и лежали в широкой, неглубокой вазе фрукты. Сзади Трикстера стопками лежали его же книги, рядом стоял узкий, пробковый стол на высоких железных ножках, загнутых к верху. В углу камеры стояла двухместная кровать из темно-золотого дерева, с которой небрежно сползал край одеяла, расшитого по краям синими и оранжевыми нитями. Рядом опять же стоял невысокий квадратный стол, сделанный из изумрудного мрамора на золотых, полукруглых ножках. Посередине камеры стояло кресло того же изумрудного цвета на изогнутых ножках и с подлокотниками, обитыми мягкой тканью. Рядом с ним стоял пуфик в том же стиле, на котором можно было бы расслабиться, выпрямив ноги. Стены были абсолютно белыми, однотонными, где-то виднелись швы между панелями. Пол, напротив, был целостным, но бликовал так же, как и три стены. Четвертой стеной являлся защитный барьер, отсвечивающий золотым узором, который напоминал связку кельтских узлов.